Гоэтия и сигилы
Джейк Стреттон-КентДжейк Стреттон-Кент "Гоэтия и сигилы"
Один из самых недопонятых элементов гоэтических систем — работа с магическим пергаментом. Некоторые особо отталкивающие процедуры его изготовления настолько пугали и ослепляли прежних комментаторов гримуарной литературы, что те выплескивали вместе с кровавой водой и ребенка, причем довольно крупного. Редакторы гримуаров, работавшие в XIX веке, на волне оккультного ренессанса, проделали огромную и важную работу, но оставили совершенно непроясненными многие существенные вопросы. В частности, и Уэйт, и Мазерс, и Кроули практически упускают из виду вышеупомянутый магический пергамент — а, между тем, как показывает внимательный текстологический анализ, этот предмет занимает центральное место в гоэтической магии. Да и вся гоэтическая магия в целом осталась, по существу, недооцененной и представлена в работах всех этих авторов лишь поверхностно.
С определенной точки зрения можно утверждать, что из всех деятелей оккультного ренессанса дух гримуарной магии наиболее адекватно воспринял и передал Остин Осман Спейр. В его работе с сигилами и магическими алфавитами собственного сочинения обнаруживается немало точек соприкосновения с гоэтией. Не исключено, что он интуитивно уловил и некоторые принципы гоэтической магии, лежащие в основе «Истинного гримуара». Но поскольку Спейра не слишком интересовали древние традиции, задерживаться здесь на вопросе об истоках его прикладных озарений мы не станем.
Уэйт, стремившийся доказать, что западный эзотеризм включает в себя понятие некоего духовного пути или Тайной Традиции, сопоставимой с респектабельными религиями, видел в гоэтической магии лишь негативную сторону этой традиции, примирить которую с мистическими поисками невозможно. Его труды определенно заслуживают больше уважения, чем обычно получают, однако ему так и не удалось выявить связи гримуарной литературы с каббалистической магией. И, на мой взгляд, все дело в том, что искать эти связи следовало прежде всего в указаниях, относящихся к магическому пергаменту.
Несмотря на свою зловещую репутацию, Кроули внес в исследование гоэтической магии лишь небольшой вклад, да и тем по большей части был обязан Макгрегору Мазерсу. Мазерс же, заменив пергамент из ягнячьей кожи, столь трудоемкий в выделке, на новую бумагу, упустил из виду и то, что на нем следовало написать, и то, почему в гримуарах ему снова и снова придается столь важное значение. Если бы все эти авторы приняли во внимание многочисленные связи между актом письма и магическим действием (связи, отраженные и в английском слове spell[1], и в том, что слово grimoire, «гримуар», восходит к grammar, «грамматика», и, наконец, в том, что божества магии во многих культурах почитались одновременно и как боги письменности), то, возможно, им удалось заглянуть глубже, но поскольку они этого не сделали, нам с вами придется сделать это сейчас. Поздние гримуары, такие как «Великий гримуар», «Красный дракон» и прочие, во многом приходится признать искаженными и сокращенными редакциями таких трактатов, как «Ключ Соломона», но благодаря относительной близости к нашему времени они подчас помогают разобраться в некоторых темных и загадочных указаниях из более древних текстов. Образно выражаясь, поздние гримуары — ближайший из подводных камней, на который мы можем ступить, чтобы перебраться вброд через реку: изучив их достаточно внимательно, мы сделаем тем самым первый шаг к пониманию более древних тем. К примеру, ключевой элемент этих поздних текстов — «договор с дьяволом», который в данном контексте служит как источником силы мага, так и заявлением о его магических намерениях. Несмотря на грубые упрощения, характерные для подобных текстов, этот-то договор и отвечает на вопрос о роли магического пергамента с особыми надписями, о котором говорится в более ранних источниках. Фактически, этот документ описывает силы и намерения мага. В «Истинном гримуаре» они символически представлены сигилами духов, начертанными на договоре, и эти же сигилы используются для письменных заклинаний и надписей на магических орудиях, то есть в качестве агентов вышеупомянутых сил, реализующих вышеупомянутые намерения.
Иными словами, и намерение мага, и все его орудия, и многие важнейшие операции символически отражены в некоем основополагающем документе, изготовление которого, таким образом, оказывается необходимым и главным условией всей магической работы. Стоит лишь принять это во внимание, как центральное место такого документа в большинстве соломоновых гримуаров и родственных им текстов станет совершенно очевидным. Например, в «Истинном гримуаре» оператору предписывается вначале изготовить все орудия и держать их на алтаре в процессе изготовления пергамента. Основу надписи на пергаменте в этом случае составляет большой и сложный сигил. Это сигнатура духа-посредника, который открывает доступ ко всем остальным духам (и в этом смысле подобен Священному Ангелу-Хранителю из системы Абрамелина). Кроме того, на том же пергаменте следует написать заклинания и изобразить сигилы тех конкретных духов, присутствие которых потребуется для последующей операции. Таким образом, этот документ можно использовать лишь однократно, хотя в ходе одной операции можно вызвать несколько духов сразу. Для других операций и для призывания других сущностей из иерархии «Истинного гримуара» придется изготовить новый документ такого типа. Магу, работающему по системе этого гримуара, пергамент или бумага могут понадобиться и других, вспомогательных целей, но вышеописанный документ все равно будет занимать центральное место во всей магической практике, — и это верно для гримуарного жанра в целом, а не только для «Истинного гримуара».
Уникальная особенность последнего — в том, что надписи на нескольких магических орудиях и символы, изображаемые в ходе нескольких частных операций, в действительности не что иное, как сигилы демонов, входящих в иерархию «Истинного гримуара». Все разнообразные действия и намерения мага, работающего в стиле «Истинного гримуара», непосредственно связаны с определенным набором сигилов. Или, иными словами, всё, чего желает оператор, и все операции, необходимые для исполнения этих желаний, сводятся к набору магических символов, которые в дальнейшем можно использовать для достижения тех же целей. Именно поэтому магический пергамент занимает центральное место в эвокации; именно поэтому его следует признать самым могущественным символом воли и полномочий мага.
[1] Одно из значений этого слова — «заклинание, заговор», другое — «правописание». — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.
© Перевод: Анна Блейз, 2020