О жизни

Глава XVII

О силе небесных и поднебесных фигур .

Дабы удержать нас от чрезмерного недоверия к фигурам, астрологи велят нам помнить, что в подлунном царстве стихий всякое стихийное качество способно совершить немало для преобразования, направленного на некую цель, опять-таки, относящуюся к области стихий (а под стихийными качествами мы разумеем тепло, холод, влажность и сухость). Качества же не столь стихийные, или не столь материальные, такие как свет различного рода (то есть цвета), а также числа и фигуры, в этом отношении, пожалуй, менее действенны; но зато, как полагают, они чрезвычайно полезны для привлечения небесных даров. Ведь если правы перипатетики, многие из которых полагают, что там, наверху, материи нет[1], то именно светы, числа и фигуры обладают в небесах наивысшим могуществом. И если так, то именно фигуры, числа и лучи, не имеющие опоры ни в чем материальном, по-видимому, и представляют собою то, из чего состоит все сущее (quasi substantiales). И коль скоро математические формы в порядке бытия предшествуют физическим, будучи более простыми и не столь несовершенными, то на первичных, сиречь небесных, уровнях вселенной именно они по праву обладают бóльшим достоинством; таким образом, от чисел, фигур и света мы получаем не меньше, нежели от стихийных качеств. Свидетельства же упомянутого достоинства находятся даже здесь, в мире подлунном. Так, сугубо материальные качества одинаковы для большинства видов вещей, и даже если каким-то образом эти качества изменяются, то виды зачастую остаются прежними. Но фигуры и числа природных частей своеобразны для каждого вида и неразрывно связаны с ним: они утверждены в небесах как неотъемлемые свойства данного вида. Воистину, они состоят в ближайшем родстве с идеями, заключенными в самом Уме, властителе мира. А поскольку сами фигуры и числа суть тоже в некотором смысле виды, представленные в Уме собственными отдельными идеями, свои особые силы они, без сомнения, получают оттуда. Поэтому не только природные виды ограничены особыми фигурами,  но и природные движения, порождения и преобразования определяются особыми числами.

Что я могу сказать о свете? Свет есть деятельное проявление или, если угодно, образ Ума. Цвета же суть различные виды света. Вследствие этого (как говорят астрологи) было бы опрометчивым отрицать, что свет различного рода, то есть цвета, фигуры и числа[2], способны на многое в подготовке наших материалов к восприятию небесных даров.

Как тебе известно, гармоничная музыка в силу присущих ей чисел и пропорций чудесным образом способна влиять на человеческий дух, душу и тело, то успокаивая их, то волнуя. Пропорции же, состоящие из чисел, немногим отличаются от фигур: это тоже своего рода фигуры, как бы составленные из точек и линий, но подвижные. Так же и небесные фигуры в силу своей подвижности склоняют нас к действиям того или иного рода: своими гармоничными лучами и движениями, пронизывающими все сущее, они непрерывно влияют на состояние нашего духа, хотя и тайным образом, в отличие от могущественной музыки, которая делает то же самое явно. К тому же, ты знаешь, как легко образ скорбящего возбуждает во многих людях жалость, а образ человека любезного мгновенно трогает и оживляет зрение, воображение, и дух, и соки тела, — так вот, небесные фигуры столь же действенны и полны жизни.

И если государь добр и весел, разве облик его не вызывает в городе всеобщего ликования, а если свиреп или печален, не порождает ли это тотчас же всеобщий страх?  Как по-твоему, сколь же более действенны обличья небесных созданий — этих властителей всего земного? Как на лицо ребенка, хотя тот и рождается долгое время спустя [после зачатия], накладывают свою печать не только собственные обличья мужчины и женщины, соединившихся для продолжения рода, но даже и те, которые им только рисует воображение [во время соития], так и небесные обличья, по моему мнению, мгновенно запечатлевают свои свойства на земных материалах. И даже если свойства эти долго остаются скрытыми, они все равно проявятся в положенный срок.

Обличья небес суть небесные фигуры. «Ликами» (facies) можно называть те из них, которые устойчивее прочих, «обличьями» (vultus) же — те, что более переменчивы. Точно так же и аспекты, которые образуют друг с другом звезды в своем каждодневном движении, можно называть «обличьями», но можно и «фигурами» (figurae), коль скоро аспекты эти бывают, [например,] шестиугольными, пятиугольными или квадратными. «Что ж, пусть так, — скажут некоторые. — Предположим, небесные фигуры и впрямь настолько могущественны, как полагаешь ты, но какое отношение это имеет к рукотворным фигурам и образам?» Астрологи на это ответят, что они и не пытаются утверждать, будто рукотворные фигуры так уж могущественны сами по себе; однако фигуры эти в совершенстве приспособлены к восприятию влияний и сил небесных фигур, поскольку изготовлены в должное время, когда соответствующие небесные фигуры пребывают в полной силе, и приведены с последними в полное согласие. Небесная фигура доводит до совершенства фигуру рукотворную. Когда звучит одна лютня, не отзывается ли эхом другая? Если да, то лишь потому, что она подобна первой по фигуре и расположена напротив нее, да еще потому, что струны на ней расположены и настроены так же, как и на первой. Что, по-твоему, побуждает одну лютню тотчас же отвечать другой, как не их взаиморасположение и сходство их фигур? Так же и фигура линзы — выпуклая, блестящая и формой подобная небесам — получает благодаря этим свойствам великий дар от небес: она собирает в себе лучи Феба столь обильно, что даже твердейшее тело воспламеняется тотчас же, если поместить его против центра линзы. Потому-то, говорят они, не дóлжно сомневаться, что как только материалу придают форму, схожую с небесной фигурой (при условии, что и в других отношениях он всецело созвучен небесам), он сей же миг обретает искомый небесный дар и начинает передавать его всем тем, кто находится поблизости или носит его на себе. То же самое правило действует не только в отношении фигур, но и в отношении всего, что имеет прозрачное строение. Прозрачное строение по природе своей бездеятельно и пассивно. Но коль скоро сами небеса воспринимают свет в силу своей прозрачности, всякая вещь под небесами, обладающая прозрачным строением по природе или вследствие обработки, легчайшим образом воспринимает небесный свет и может его накапливать при условии, что этому свету сопутствует либо огненный жар, как в случае с пламенем, либо нечто воздушное или водное и, в то же время, вязкое, как в фонарях, светильниках, карбункулах[3] и, возможно, до некоторой степени в камфаре. Поразмысли сам, какие выводы относительно изображений из этого следуют.

© Перевод: Анна Блейз, 2017