О жизни

Глава XX

О великой власти, которую изображения, по мнению некоторых, имеют над духом, а дух — над изображениями; а также о состоянии чувств их носителя и изготовителя.

Мы установили, что всякий, кто употребляет чемерицу (helleborum) по всем правилам медицины и достаточно крепок, чтобы перенести ее действие, достигает — благодаря ее очистительной силе и тайным свойствам — определенных перемен в качестве своего духа, природе тела и, отчасти, движений ума: человек омолаживается и едва ли не рождается заново. Откуда и происходит предание о Медее и магах, возвращавших людям молодость с помощью особых трав[1]; миробаланы (myrobalani) же не столько восстанавливают, сколько сохраняют юность[2]. Астрологи полагают, что благотворные изображения обладают схожею силой, посредством которой меняют естество и поведение своего владельца и возвращают его в лучшее состояние, да так, что он становится едва ли не другим человеком; или, по крайней мере, помогают ему долгое время оставаться в добром здравии. И, напротив, вредоносные изображения, по их словам, обращают против своего владельца силу той же чемерицы, употребленной сверх медицинской меры и в таком количестве, которого пациент вынести не может, — иными словами, силу ядовитую и смертоносную. Более того, они утверждают, что изображения, изготовленные на погибель какому-нибудь человеку, обладают силой вогнутого бронзового зеркала, направленного прямо него: собирая в себе и отражая лучи, на близком расстоянии они испепеляют его дотла, но даже и издалека могут ослепить его. Отсюда пошло предание или поверье, что ухищрениями астрологов и колдовством магов возможно направлять силу планет против людей, животных и растений и делать так, чтобы они зачахли. Признаться, я не вполне понимаю, каким образом изображения могут влиять на отдаленную цель, хотя подозреваю, что на человека, носящего их при себе, они так или иначе воздействуют. И все же это воздействие, по моему мнению, не настолько сильно, как полагают многие, и происходит не столько от самого изображения, сколько от материала, на котором оно вырезано; потому, как уже говорилось, изображениям я предпочитаю лекарственные снадобья.

Тем не менее, арабы и египтяне приписывали изваяниям и образам, сотворенным по правилам астрономического и магического искусства, великую силу, полагая, будто в этих образах поселяются духи звезд. Что же до духов звезд, то некоторые считают их чудесными силами небес, а некоторые — демонами, подчиненными той или иной звезде. Верят, будто эти духи звезд (чем и кем бы они ни были) входят в изваяния и талисманы таким же образом, каким демоны обычно завладевают человеческими телами в случаях одержимости и затем говорят, движутся сами, перемещают другие вещи и совершают различные чудеса с помощью этих тел. Полагают, что духи звезд делают нечто подобное с помощью  изображений. Также верят, будто демонов, обитающих в космическом огне, завлекает в наши тела тяготение огненных или воспламененных телесных соков, а также пылкого духа и огненных страстей[3]. Схожим образом, полагают, что посредством лучей, уловленных в надлежащее время, а также воскурений, светов и громких звуков можно заключить демонов в изображения, изготовленные из родственных им материалов, и те будут творить чудеса для носящего такой образ или находящегося рядом. Я полагаю, что демоны и впрямь на это способны, но не столько потому, что их можно к тому принудить, заключив в определенный материал, сколько потому, что им по нраву человеческое поклонение. Впрочем, о подобных вещах я уже исчерпывающим образом сказал в другом месте.

По словам арабов, чтобы правильно изготовить изображение, дух наш должен сосредоточить усилие на этой работе и на соответствующих звездах посредством воображения и сильного чувства. Тогда он соединится с самим мировым духом и с лучами звезд, через которые действует мировой дух. Достигнув такого единения, дух наш тоже поспособствует тому, чтобы в изображение влился дух избранной нами звезды, то есть его особая жизненная сила, и, в первую очередь, та ее часть, что созвучна духу самого изготовителя. Говорят, что в операциях такого рода полезны воскурения, соответствующие избранным звездам, потому что дым их непосредственно влияет и на воздух[4], и на лучи [звезд], и на дух изготовителя, и на материал, из которого созидается образ. Я же полагаю, что запахи (ибо все запахи чрезвычайно схожи по природе с духом и воздухом, а если их воспламенить, то и с лучами звезд), родственные, например, Солнцу или Юпитеру, оказывают сильное влияние на воздух и дух, склоняя их к восприятию даров от Солнца или Юпитера — в зависимости от того, какая из этих планет господствует в небе во время, выбранное для работы под благотворным влиянием их лучей. Дух, испытавший такое влияние и воспринявший упомянутые дары, способен не только сильнее обычного воздействовать на собственное тело, но и влиять подобным же образом, хотя и не так сильно, на предметы, расположенные поблизости, и особенно на те, что схожи с ним по природе. Правда, материалы для резных образов, по моему мнению, настолько тверды, что запахи и воображение оператора влияют на них лишь незначительно; однако сам дух наш может испытать настолько сильное влияние запаха, что как бы сольется с ним воедино. Свидетельство последнему — то, что запах перестает воздействовать на наше обоняние вскоре после того, как мы его заметим: ведь обоняние не воспринимает ничего ни от самого себя, ни от того, что в большой степени ему подобно.

Соответственно, я полагаю, что усилие воображения полезно не столько при изготовлении образов и снадобий, сколько при их применении и приеме внутрь. Итак, если кто-либо носит правильно созданное изображение или принимает правильно приготовленное лекарство, страстно желая при этом получить от него помощь, веруя в его могущество всем сердцем и возлагая на него все надежды, то это средство принесет ему не в пример больше пользы. Ведь в этом случае сила изображения, пробужденная нагревом, если, конечно, таковая сила действительно ему присуща (или, по крайней мере, природная сила, которой обладает правильно выбранный материал) и проникающая в тело человека, который с ним соприкасается, или же сила принятого внутрь лекарства, растекающаяся по венам и костному мозгу и несущая с собою качества Юпитера, преображает человеческий дух и уподобляет его духу Юпитера силою чувства, именуемого любовью, — ибо любовь и впрямь обладает преображающей силой. Вера и непоколебимая надежда, в свою очередь, успокаивают дух человека, взволнованный проникшим в него духом Юпитера, и придают ему крепость. И если, по учению Гиппократа и Галена, даже любовь и вера пациента во врача, то есть посредника земного и внешнего, весьма способствует выздоровлению (или, как говорил Авиценна, вера приносит больше пользы, чем лекарство), то сколь же больше помощи от небес мы можем получить, устремив свою страсть и веру к тому небесному влиянию, которое уже проникло внутрь нас и действует изнутри, наполняя наши жизненные органы? Итак, любовь и вера, обращенные к небесным дарам, зачастую приносят нам небесную помощь, и само это, в свою очередь, нередко становится причиной упомянутых любви и веры: этими чувствами мы отвечаем на доброту небес, уже благодетельствующих нас своими дарами.

© Перевод: Анна Блейз, 2017