Бессонный мир

Сказка для детей и младенчиков
(С пояснительными примечаниями на иврите и латыни для мудрых и благоразумных)
Публикация А.'.А.'. класса С

— Коран[1]

… un cantique
Allegorique, hébraïque, et mystique.
— Парни[2]

Если не станете как малые дети, не войдете в Царство Небесное.
— Неизвестный автор[3]

— «Идра Зута», VIII[4]

Ra-asa isalamanu para-di-zododa ol-kari-nu aao iali-pire-gahe qui-inu enai butamonu
od inoasa ni pa-ra-diala; kasaremeji ugeare kahiralanu, od zodonake lukifatanu paresa ta
vavale-zodirenu tolhami. …Irejila kahis-a da das pa-aotza busada caosago, das kahisa, od
ipuranu teloahe karekareka ois-alamahe lonukaho od Vovina karebafe?
— Аве[5]

—Африканская пословица [6]

De las cosas mas seguras, mas seguroes duvidar.
— Испанская пословица[7]

tua scienza,
Che vuol, quanto la cosa e piu perfetta,
Piu senta il bene, e cosi la doglienza.
— Данте[8]

AAAOOOZORAZAZZZAIEOZAZAEEEIIIZAIEOZOAKHOEOOOYTHOEZAOZAEZEEE
ZZEEZAOZAKHOZAEKHEYEITYXAALETHYKH.Вот Имя, которое надлежит тебе
произносить в мире внутреннем.
— Иисус Христос[9]

—«Махапариниббана-сутта» [10]

—Даниэл Хейнц[11]

Dianae sumus in fide
Puellae et pueri integri
Dianam pueri integri
Puellaeque canamus.
— Катулл[12]

—«Дао дэ цзин» [13]

— Сапфо[14]

—«Хатха-йога-прадипика»[15]

— Стела Анх-эф-на-Хонсу[16]

Меня зовут Лола, потому что я — Ключ к Наслаждениям[17], а другие дети из моих снов зовут меня Лолой, Спящей Наяву. Но это, наверное, очень глупые дети. Ведь когда я не сплю, я всегда знаю, что мне снится сон, понимаете? В этом сне есть и другие люди, уже совсем взрослые и противные; но по-настоящему важен только тот, кто не спит. Он такой один, потому что другого такого, как он, быть не может[18]. Я называю его своим Прекрасным Принцем. Он ездит на коне с прекрасными крыльями, как у лебедя[19], а иногда — на странном звере, похожем на льва или быка, но с лицом и грудью, как у женщины, и с глазами бездонной глубины[20].

Мой Прекрасный Принц — смуглый мальчик, очень красивый; по-моему, его невозможно не любить, но почему-то все его боятся[21]. Он смотрит сквозь тебя так, словно в Саду Господнем ты ходил нагим, а он смастерил себе одежду; и ты не можешь сделать ничего такого, что уже не отражалось бы в зеркале его ума. Он никогда не смеется, не хмурит брови и не улыбается: ведь на что бы он ни взглянул, он видит и то, что с этим будет дальше, — а, значит, ничего никогда происходит. Его губы краснее самых красных роз. Когда мы с ним целуем друг друга, я совсем просыпаюсь, и больше мне ничего не снится. Но когда эти губы не приникают к моим, трепеща, я замечаю на них следы других поцелуев, как будто он целовал кого-то другого, кого увидеть нельзя.

Вы, верно, поняли уже, что мой Прекрасный Принц — мой возлюбленный, и однажды он придет и увезет меня с собой, и мы поженимся. Я не скажу вам, как его зовут, потому что имя его слишком прекрасно. Это наша с ним великая тайна. Когда мы обручились, он подарил мне такое красивое кольцо! Вот какое: во-первых, на нем был его щит, а на том щите — солнце и несколько роз[22], и еще — одно ужасное число[23]. Во-вторых, целая россыпь нежных роз, озаренных солнцем[24], а над ними — красная роза на золотом кресте[25]; и, в-третьих, треугольная звезда[26], сиявшая так ярко, что смотреть на нее не выдержит никто, у кого в глазах нет любви; а в сердцевине звезды было открытое око. Думаю, этот глаз видел всё, вот только заснуть он не мог — у него ведь не было века. По бокам были надписи «I.N.R.I.» и «T.A.R.O.», которые означают много всякого странного и красивого, но и много ужасного. Думаю, никто бы не решился навредить тому, кто носит такое кольцо. Оно вырезано из цельного аметиста, и мой Прекрасный Принц сказал мне: «Когда захочешь увидеть меня, посмотри в это кольцо, и позови меня тихонько по имени, а потом поцелуй кольцо, и поклонись ему, и смотри в него глубоко-глубоко, и я приду к тебе». И вот я сочинила прелестные стихи[27], чтобы читать их всякий раз, как проснусь. Вообще-то я соня и только и знаю, что смотреть сны про других детей, а это обидно: ведь на всем белом свете я люблю только одного — моего Прекрасного Принца. Итак, вот стихи, которые я написала, чтобы поклоняться кольцу, — частью в словах, частью в картинках. Догадайтесь сами, что означают эти картинки, и тогда стихи сложатся.

Я так ничего и не рассказала вам о себе, потому что на самом деле это неважно: единственное, о чем я хочу вам рассказать, — это мой Прекрасный Принц. Но все-таки знайте, что мне семнадцать лет и волосы у меня совсем светлые, если смотреть с закрытыми глазами; но если вы откроете глаза, то увидите, что светлая у меня только кожа, а волосы на самом деле черны. Они очень густые и ниспадают такими огромными волнами, а глаза у меня большие-пребольшие, круглые и всегда чему-нибудь удивляются. Но неважно, все это пустяки. Лучше я расскажу вам, что произошло однажды, когда я прочитала свои стихи над кольцом. Я еще не совсем проснулась, когда начала читать; но пока я читала, кольцо разгоралось все ярче и ярче, и когда я дошла до слова «аметист» в пятый раз (а в моем стихотворении пять строф, потому что в имени моего возлюбленного — пять букв «V»), мой Принц примчался ко мне[29], прорвав завесу зеленого заката и подгоняя своего крылатого коня так нещадно, что брызги крови из-под шпор окрасили все небо розово-алый. Он схватил меня и усадил себе за спину, и я крепко обняла его за шею, и мы помчались в ночь. И он сказал мне, что отвезет меня в свой Дворец и покажет мне всё, что там есть, потому что я выйду за него замуж и стану этому всему хозяйкой. Тут я захотела выйти за него замуж сейчас же, но затем поняла, что этого нельзя: слишком уж много я сплю и вижу дурные сны, так что хорошей жены из меня пока не получится. Но мой Принц сказал, что не буду спать так много, когда стану старше, и что всем приходится время от времени спать, но самое главное — это не лениться и не довольствоваться снами, а, значит, мне нужно стараться изо всех сил.

Так, мало-помалу, мы добрались до большого зеленого луга[30], где стоял, должно быть, самый странный на свете дом[31]. А луг тот обвивал своим телом чудесный змей, весь покрытый серо-стальными перьями; он держал во рту собственный хвост и непрерывно жевал его, потому что ему больше нечего было есть[32]. И мой Прекрасный Принц сказал, что так этот змей и будет пожирать свой хвост, пока совсем ничего не останется. «Но ведь тогда он будет становиться все меньше и меньше, пока не раздавит и луг, и дворец», — сказала я и, кажется, расплакалась. Но мой Принц сказал: «Не говори глупостей!» — а я была еще слишком молода, чтобы понять, чтó всё это значит, но когда-нибудь я пойму; а до тех пор не надо делать ничего — только радоваться и ни о чем не печалиться. И мой Принц поцеловал меня, и мы сошли с коня, и Принц повел меня к двери, и мы вошли в дом. В прихожей было темно и страшно, и мне почудилось, что я связана по рукам и ногам и не могу сделать ни шагу, но я поклялась себе, что буду любить моего Принца всегда, и он тотчас поцеловал меня[33]. И все-таки было очень-очень жутко и темно, но он сказал: «Не бойся, глупенькая! Сейчас станет светлее. Просто иди вперед, любимая моя, и не отступай ни вправо, ни влево». А потом он поцеловал меня еще раз и сказал: «Добро пожаловать в мой Дворец!»

Я расскажу вам всё о том, как он устроен, потому что это — самый прекрасный Дворец на всем белом свете[34]. С закатной стороны его были купальни, а прямо перед нами — спальные покои. Все купальни — сплошь из светло-оливкового мрамора, а в спальнях всё-всё было лимонного цвета. Восточное крыло занимали кухни, и были они красно-бурыми, словно палые листья по осени в наших снах. А с того крыла, через которое мы только что прошли, всё было черным-черно и здесь помещались только чуланы и тому подобное[35]. Еще там кишели всякие мерзости[36] — черные жуки, тараканы и бог весть что еще; хотя вреда от них никакого, если Прекрасный Принц рядом. Но если какая-нибудь девочка забредет сюда одна, ее, наверно, съедят.

Затем он сказал: «Идем дальше! Это всего лишь Зал для Слуг, хотя почти все проживают здесь всю свою жизнь». И я попросила: «Поцелуй меня!» А он сказал: «Без этих слов ты не смогла бы ступить ни шагу». И снова мы вошли в темный, страшный коридор[37], узкий и низкий, точно какой-нибудь старый грязный туннель, но такой просторный и широкий, что в него вмещалось всё, что ни есть в целом свете. Каких только странных видений и ужасных обличий мы там не насмотрелись! Даже и не знаю, как бы мы добрались до конца, если бы Принц не призвал охранять нас неких могучих и величавых созданий[38]. Первый наш страж, орел, налетал на всякую тварь, что приближалась к нам, и бил ее своими крыльями, и рвал когтями, и терзал клювом. Вторым был лев; он издавал грозный рык, и дыханье его было как пламя, и он палил чудовищ огнем, и от того поднялось великое облако, и пролился дождь, ласковый и чистый, так что, по правде сказать, этот лев делал тварям доброе дело, сражаясь с ними. Третий, подобный быку, поднимал их на рога, и чудища превращались в бабочек; а четвертый, обличьем как человек, всё повторял и повторял им всем, чтобы они вели себя тихо и не шумели. И так, наконец, мы пришли во Вторую Обитель Дворца[39]. Ее покрывал большой фиолетовый купол, а в середине сияла луна. И полная луна та была точь-в-точь как девушка, совсем еще юная. Но волосы ее сверкали серебром, и были тоньше паутинки, и лучились вокруг нее так… не сказать даже, как, — уж слишком прекрасно. Посреди того зала стоял черный каменный столп, а на вершине столпа бил фонтан жемчугов[40]; и они осыпались на темный мраморный пол, и тот становился красным, как кровь, и все вокруг было похоже на огромный зеленый мир, полный цветов и малых детей, играющих среди цветов. И я спросила: «В этом Доме мы поженимся?» — но Принц ответил: «Нет, это всего лишь Дом, в котором вершатся дела. Весь Дворец покоится на этом Доме; но не забывай, что тебя зовут Лола, ибо ты — Ключ к Наслаждениям. Впрочем, многие остаются здесь на всю жизнь». Я попросила его поцеловать меня, и мы перешли во второй коридор, ведущий из Зала для Слуг[41]. Этот путь весь пламенел огнем и был полон гробов. Ангел дул над ними в трубу что было сил, и из гробов вставали люди. Мой Прекрасный Принц сказал: «Большинство людей таковы, что не пробудятся от меньшего». В то же самое время мы шли (это только во сне люди не могут находиться в разных местах одновременно; а когда не спишь, это можно; и это — самое лучшее, ради чего стоит не спать) по другому коридору, озаренному солнцем[42]. Но там танцевали феи в огромном зеленом кругу, как бывает лишь ночью. И там же под играли под стеной двое детей, и мы с моим Прекрасным Принцем тоже играли друг с другом на ходу, и он сказал: «Разница в том, что мы с тобой идем и не останавливаемся. Люди обычно играют без цели; но пока ты идешь вперед, это все хорошо, — и за игрой дорога кажется короче». И так, наконец, мы пришли в Третью (или Восьмую, если считать с другого конца, потому что всего их — десять) Обитель — великолепную настолько, что вы и представить себе не сможете[43]. Во-первых, вся она была ярко-ярко-ярко-оранжевой; во вторых, вся сверкала вспышками света, мелькавшими так быстро, что и не разглядишь; в-третьих, слышался рокот моря, и если заглянуть в глубину, то там, под ногами, и впрямь бушевал океан, и могучие дельфины носились по волнам, кружась и играя от чистой радости, и в невообразимом восторге восклицали громким голосом: «Свят! Свят! Свят!». А надо всем этим сверкала вверху крошечная, совсем малюсенькая, застенчивая планетка, искристая и серебристая, и время от времени через все небо прокатывалась волна огненных колесниц с копьеносцами, так и рвущимися в бой, — и мой Прекрасный Принц спросил: «Ну разве все это не прекрасно?» Но я поняла, что на самом деле он так не думает, и сказала: «Поцелуй меня!» — и он меня поцеловал, и мы пошли дальше. «Умница моя, — сказал он. — Многие остаются здесь на всю жизнь». Да, я забыла сказать, что там вокруг были одни сплошные книги, и люди всё читали и читали их, пока не поглупеют до того, что уже и позабудут, что они тут делают. И еще там были обманщики, и доктора, и воры; в общем, я очень рада, что мы оттуда ушли.

В Седьмую Обитель вели трое путей, и первый[44] оказался таким забавным! Там был большой-пребольшой Скарабей; я встала на одну его переднюю ногу, а мой Принц — на другую, и он перенес нас через пруд, и мы очутились на узенькой вьющейся тропинке. Вокруг так и рыскали противные Шакалы, и до чего же они шумели! Но потом, наконец, я увидала две башни. И над ними — луну, странную до невозможности; от нее была видна только четвертинка, и тени падали так странно, что в них чудились всякие таинственные твари: то огромные нетопыри с женскими лицами и каплющей изо рта кровью, то какие-то полуволки-полулюди, — и все эти существа преображались и превращались друг в друга. Мы увидели тени, похожие на уродливых и старых-престарых старух; они едва ковыляли, опираясь на палки, а потом вдруг все разом взлетели над землей и визгливыми голосами затянули какие-то песни, очень странные; и вдруг одна возьми да и шлепнись обратно, и тут-то стало видно, что на самом деле она молодая и хорошенькая, и совсем-совсем голая, но только мы на нее посмотрели, как она — раз! — и вся раскрошилась, точно бисквит. Затем был еще один путь, но слишком тайный, чтобы о нем рассказывать[45]; скажу вам только, что там — самая прекрасная на свете богиня, и она купается в реке росы. Если спросить ее, чем она занимается, она скажет: «Делаю молнии». Там нет ни солнца, ни луны, только звезды, но все было видно хорошо, так что, думаю, я ничего не напутала. А третий путь[46] — очень страшный: там повсюду бушует война, сотрясается земля, мчатся огненные колесницы и рушатся башни. Когда мы, наконец, дошли до Зеленого Дворца[47], как же я обрадовалась!

Он был целиком из малахита и изумруда, и жилось там чудесно и славно; там мы с моим Прекрасным Принцем поженились, и провели медовый месяц, самый сладкий на свете, и я родила прелестное дитя, а потом опомнилась — в самый последний миг! — и сказала: «Поцелуй меня!» И мой Принц поцеловал меня и сказал: «Слава Богу! Но на этот раз мы едва успели: еще чуть-чуть, и моя девочка погрузилась бы в сон. Если кто добрался до Седьмой Обители, то почти наверняка остается здесь на всю жизнь — уж ты мне поверь».

Мне и впрямь было так жалко уходить! Мерцающая  зеленая звезда озаряла этот чертог, а в воздухе реяли янтарные огни, словно следы поцелуев. А если посмотреть сквозь пол, то видны были грозные львы, горнила гнева; и все они рычали: «Свят! Свят! Свят!» — и скакали, и плясали от радости. Но когда я поглядела в зеркало (а там вокруг были одни сплошные зеркала, зеленые и очень красивые) и увидела, какое строгое у меня стало лицо, я поняла, что надо идти дальше. Я надеялась, что и на лице Прекрасного Принца отразится тревога, потому что идти дальше Седьмой Обители — дело очень страшное; однако мой Принц остался точно таким же, как всегда. Но как же я крепко поцеловала его, как же крепко ухватилась за его руку! Ведь без него мне ни за что бы не хватило отваги двинуться дальше, по всем этим страшным переходам, — тем более, что я уже знала, куда они приведут. Но довольно! Я всего лишь маленькая девочка, и я уже устала писать, поэтому об остальном я расскажу вам в другой раз.

Explicit Capitulum Primum
vel
De Collegio Externo[48] .

Итак, мы покинули Зеленый Дворец и отправились в путь. В Сокровищницу Золота ведут три перехода, и все они — очень страшные. Один называют Ужасом в Ночи, другой — Стрелой, летящей Днем, а имени третьего люди боятся, так что и я не стану вам его называть[49].

Но первым делом мы пришли к могучему престолу из серого гранита[50]; он стоял посреди безлюдной вересковой пустоши и был  похож на котеночка, хорошенького-прехорошенького. В полночь явился Дьявол и сел среди нас; но мой Прекрасный Принц прошептал: «Тс-с-с! Это великая тайна, но знай, что это  — Иешуа, Спаситель Мира». Было очень смешно, потому что девочка рядом со мной думала, будто это Иисус Христос, пока другой Прекрасный Принц (брат моего Принца) не шепнул ей с поцелуем: «Тс-с-с! Только никому не рассказывай, но это — Сатана, Спаситель Мира».

Там было огромное сборище; я не смогу рассказать вам обо всех тех странностях, которые мы говорили и делали, ни о песне, которую мы пели, танцуя лицом наружу в большом кругу, что смыкался вокруг Дьявола на Престоле все теснее и теснее. Но всякий раз, как я замечала жабу, или нетопыря, или какое-нибудь гадкое насекомое, мой Прекрасный Принц шептал: «Это — Спаситель Мира» — и я понимала, что так оно и есть. Мы творили все самые прекрасные мерзости, какие только можно себе представить, но понимали при том, что все они хороши и правильны, и делать их нужно, если мы хотим когда-нибудь войти в Дом Злата. Так что мы веселились от души, а потом приступили к самому необычному и удивительному ужину. Нам подавали младенцев, зажаренных целиком и нашпигованных колбасками и оливками; некоторые девушки сами отрезали от себя куски мяса и отдавали их прекрасному белому повару, который поджаривал их на серебряной решетке над болотными огоньками и трупными гнилушками; и угощение было прекрасным, и все мы ели с огромным удовольствием. Еще там был ручной козел в золотом ошейнике, и он подходил ко всем и смеялся; шерсть у него местами была выбрита наголо, как у пуделя. Мы целовали и ласкали его, и какой же он был славный! Но знайте, что все это время я ни на миг не отпускала руки моего Прекрасного Принца: иначе я тотчас превратилась бы в гадкую черную жабу.

Затем был другой переход, который называют Стрелой, летящей Днем[51]; и там мы увидели прекраснейшую госпожу, сияющую солнцем, луной и звездами. Одной рукой она изливала росу из чаши в большой котел с водой, а в другой держала факел, извергающий грозное пламя. При ней были красный лев и белый орел — ее неизменные спутники с детских лет. Еще маленькой девочкой она нашла их в какой-то мерзкой яме, полной всякой грязи, и они были совсем дикие; но она всегда обращалась с ними по-доброму, так что они приручились и стали верными и ласковыми. Это урок для каждого из нас: никогда не обижайте своих домашних зверушек!

На третьем пути[52] мой Прекрасный Принц смеялся без умолку. Там мы не встретили никого, кроме какого-то старенького господина без единого клочка мяса на костях. В руках у него была коса, и он, выбиваясь из сил, пытался скосить траву на лугу. Но чем быстрее он махал косой, тем быстрее пробивалась из-под земли новая трава. Мой Прекрасный Принц сказал: «Этой тропой проходили все на свете, но только один добрался до конца». Тут я увидела, что многие люди проходят по этой тропе прямиком до самого конца, как будто хорошо ее знают. Но мой Принц объяснил, что все эти люди на самом деле — один и тот же человек, и в этом можно убедиться, если пройти тропу до конца. Я подумала: «Какая я глупая!» — но Принц был гораздо старше меня и мудрее, так  что я промолчала. Все дело в том, что говорить об этом месте вообще очень трудно, и чем дальше проходишь, тем тяжелее высказать то, что думаешь, потому что приходится все переводить на язык снов (а язык бессонного мира — это, конечно же, молчание).

Впрочем, неважно! Лучше я расскажу, что было дальше. Долго ли, коротко, а пришли мы к Шестой Обители[53]… вот только я забыла сказать, что все эти три дороги — на самом деле одно, коль скоро все они означают, что всё на cвете — не то, чем оно кажется, а потому судить по виду нельзя. Было страшно интересно; но запомните, что ходить по этим путям без Прекрасного Принца нельзя. Ну и, конечно же, там есть Завеса[54]. Думаю, рассказывать вам о Завесе не стоит. Лучше вы просто прикоснитесь к моей голове губами  и положите руку вот сюда: так вы поймете, что я и в самом деле там побывала и всё, о чем я рассказываю, — чистая правда.

Шестую Обитель называют Сокровищницей Золота, и это самое таинственное место во всем белом свете. Во-первых, ведет в него крохотная-прекрохотная дверца, в которую только на четвереньках и проползешь (да и то я ободрала себе спину)[55]; а как только окажешься внутри, тебя прибивают гвоздями на красную четырехконечную доску с большим золотым кругом посредине[56], и это ужасно больно. Затем тебя заставляют принести самые торжественные на свете клятвы: ты клянешься хранить верность Прекрасному Принцу и жить лишь ради одного — чтобы узнавать его всё лучше и лучше. И как только я это произнесла, гвозди перестали причинять боль: ведь я поняла, что я на самом деле замужем за Принцем и все это — часть нашей любви; и до чего же я обрадовалась! И тотчас же мой Прекрасный Принц положил руку мне на голову, и, честное слово, никогда я не пробуждалась полнее, чем в этот самый миг, — даже тогда, когда он целовал меня. Затем мне велели войти в Брачный чертог, но это оказалась всего лишь странная-престранная комната с семью стенами[57]. На полу был изображен ужасный красный дракон, а стены были расписаны всеми цветами, какие только можно себе представить, и разукрашены всякими любопытными фигурами и картинками. И свет там был не такой, как во сне: то был свет яви, и лился он сверху, проходя сквозь прекрасную розу на потолке. Посреди комнаты стоял стол, весь покрытый прекрасными рисунками и надписями, а на столе были расставлены всякие странные вещицы. Посередине лежало маленькое распятие, сплошь изукрашенное алмазами, изумрудами и рубинами, да и другими драгоценными камнями; еще там был кинжал с золотой рукоятью, и чаша, полная восхитительного вина, и какая-то занятная монета с очень странной надписью, и еще — какая-то удивительная палочка, покрытая языками пламени, точно розовый куст — цветами. Рядом с монетой лежала тяжелая железная цепь, и я взяла ее и надела себе на шею в знак того, что я связана с моим Прекрасным Принцем и не сниму этой цепи до тех пор, пока снова не найду его. А те, кто был со мной, взяли кинжал, и обмакнули его в чашу, и пронзили меня во многих местах с головы до ног, чтобы показать, что я и боли не побоюсь, только бы снова отыскать моего Прекрасного Принца. Потом я взяла распятие и подняла его высоко над головой, чтобы осветить даже самые темные углы: что если мой Принц скрывается где-то там, в тенях? Но нет! И все-таки я знала, что он где-то рядом, и, наконец, решила посмотреть, не прячется ли он в том большом сундуке, что стоял под столом[58]. И тут мне стало ужасно грустно: я почувствовала, что сейчас случится что-то страшное. Но я, конечно же, набралась храбрости и попросила открыть сундук; и те, что были со мной (те же люди, которые прежде заставили меня проползти через тот отвратительный узкий лаз, и спрятали от меня моего Прекрасного Принца, и пригвоздили меня к красной доске), вытащили сундук из-под стола и подняли крышку, и я увидела, что мой Прекрасный Принц лежит в этом сундуке — мертв-мертвехонек. Если бы вы только знали, как горько мне стало на душе! Но у меня остался с собой его посох с крыльям и сияющим солнцем на верхушке[59], и я коснулась этим посохом его груди, надеясь, что от этого мой Принц пробудится; но ничего из этого не вышло. Зато мне послышался голос, говоривший какие-то чудесные вещи и уверявший меня, что Принц на самом деле не умер. Тогда я положила моему Принцу на грудь этот посох и еще одну вещицу, о которой я забыла вам рассказать. Это был крестик с овальной рукояткой[60] — мой Принц очень им дорожил. Но уйти, не взяв с собой что-то на память о нем, я не могла; и я взяла две вещи, которые вложили ему в руки при погребении: пастушеский посох и бич, покрытый кровью и драгоценными камнями, сгустившимися из капель крови, если вы понимаете, о чем я. И я пошла прочь, проливая слезы, — и плакала, плакала, плакала без остановки. Но я не ушла далеко: меня окликнули и велели вернуться; и те люди, что прежде были так суровы, теперь улыбались, и я увидела, что они выносят сундук из комнаты с семью стенами. И сундук был совершенно пуст[61]! И эти люди стали рассказывать мне обо всем, что я видела, а из комнаты с семью стенами раздался голос моего Прекрасного Принца, и Принц мой говорил о вещах священных и возвышенных — о звездах, странствующих по небу в Колеснице, имя которой — «Миллионы лет»[62]. Затем меня снова провели в ту комнату, и там, посередине, стоял мой Прекрасный Принц. И я опустилась перед ним на колени, и все мы коснулись устами его прекрасных стоп, и мириады очей на стопах его, сиявших, словно алмазы, приветствовали нас радостным смехом. И поднять голову было нельзя — так нестерпимо ярко сиял мой Принц; но дивные слова его были как соловьи, что в скорби об увядающих розах умирают, прижавшись грудью к шипам; и все тело мое превратилось в огромный глаз, и глаз этот видел, как реет над вечным морем еще не рожденный помысел света[63]. А затем воссиял, как молния, свет от востока, видный до самого запада[64], и был он стремителен, словно удар меча[65].

Один за другим все поднимались с колен, и каждый, казалось, был мертв-мертвехонек и погребен в центре пирамиды, сияющей так ярко, что не снести глазам. И это тоже был свет яви; а всем известно, что даже тьма яви — и та на самом деле ярче света сна. Так что можете себе представить, как это было! И это еще не все; было и кое-что другое, но об этом я рассказать не могу. И еще я поняла, что значит надпись I.N.R.I. у меня на Кольце; но и об этом я рассказать не могу, потому что в языке сна не хватает многих важных слов. Дурацкий это язык, так мне кажется.

Мало-помалу я немного пришла в себя и поняла, что теперь-то мы с Прекрасным Принцем стали мужем и женой по-настоящему и, надо думать, никогда больше не расстанемся.

Из маленькой комнаты был выход, сверкавший миллионами переменчивых цветов, прекрасный до невозможности, и вдоль прохода стояли воины в доспехах; от радости они вскидывали свои мечи, и взмахи тех мечей были как вспышки молний; и со всех сторон нас окружали блистающие змеи, что от радости плясали и пели. И когда мы вышли и оказались на склоне горы, нас уже поджидал крылатый конь. А надобно вам знать, что Шестая Обитель — это на самом деле гора под названием Абиегнус, только этого так просто не понять, потому что весь путь пролегает внутри. Есть одна Обитель, в которую не попадешь, не выйдя наружу, потому что коридора до нее еще так и не построили, но об этом я расскажу позже; это будет Третья Обитель. Итак, мы сели на коня и помчались праздновать наш медовый месяц. О медовом месяце я вам не скажу ни слова.

Explicit Capitulum Secundum
vel
De Collegio ad S.S. porta
Collegii Interni[66] .

Вы только не думайте, что медовый месяц рано или поздно заканчивается: это не так. Но мой Прекрасный Принц сказал мне: «Ты еще не видела всего моего Дворца, принцесса! А ведь у тебя есть особая обитель в нем — Третья, в которую так удобно приходить из Второй, где я обычно живу. Король, мой отец, живет в Первой, но Он никому никогда не показывается, потому что, видишь ли, он уже очень-очень стар. В сущности, я — Регент. Но не забывай, что на самом деле я — это Он; разница в одно поколение не так уж велика, так что я — совершенное зеркало его помыслов. Скоро, — нежно прошептал он, — ты станешь матерью; новый Прекрасный Принц родится на свет и в свой черед похитит еще одну милую соню, такую, как ты». И тут я поняла: когда Прекрасный Принц вступает в брак по-настоящему и взаправду, он становится Королем; и напрасно я стыдилась, что я — всего лишь маленькая девочка, и боялась не оправдать его надежд. Ведь на самом-то деле без меня он никогда не смог бы стать Королем и произвести на свет сына, нового Прекрасного Принца.

Но чтобы это свершилось, нужно дойти до Третьей обители, а путь туда тяжел и страшен — вы уж мне поверьте!

Вначале нужно пройти два перехода: один ведет от Восьмого дома, другой — от Шестого; первый сплошь залит водой[67], а второй, наверное, еще хуже, потому что здесь нужно держать равновесие всеми силами, а не то упадешь и больно ударишься[68].

Чтобы одолеть первый путь, надо выкраситься кровью до пояса и скрестить ноги, а затем обвязать веревкой одну из щиколоток и перемахнуть на этой веревке на другую сторону. Я была в прелестном белом плаще, и мой Принц сказал, что выгляжу я точь-в-точь как белая пирамида с огромным красным крестом на верхушке, и я очень обрадовалась: ведь теперь я знала, что стану Спасительницей Мира, а не об этом ли мечтают все? Вот только мир этот — не всегда одно и то же: иногда это все остальные спящие дети, иногда — само сновидение, а иногда — то настоящее, что видишь наяву. Принц говорит, что по-настоящему и взаправду бессонный дом во всем Дворце только один — та Первая обитель, где живет его Отец; а во всех остальных домах есть толика сна; и чем дальше ты идешь, тем больше бодрствуешь и начинаешь понимать, что вокруг тебя — сон, а что — явь.

Другой переход вел по узкой грани зеленого кристалла, и больше там ступить было не на что; а на ребре кристалла стояло прекрасное голубое перо. Если потревожить то перо, придет госпожа с мечом и отрубит тебе голову. Так что я не смела даже вздохнуть полной грудью; но повсюду вокруг нас плясали прекрасные люди в зеленом — их были тысячи и тысячи, и все они танцевали без устали. А в конце пути была страшная дверь, что вела в оружейную палату Короля — в Пятый дом[69]. Когда мы вошли туда, я увидела повсюду стальные машины, одни — раскаленные докрасна, другие — добела, и грохот стоял просто ужасный. И вот, чтобы выгнать из головы этот шум, я взяла плеть и принялась хлестать себя, пока все мое тело не покрылось кровью, и тут я увидела, что весь этот Дом — как сплошной водопад пенной крови, что низвергается стремглав от Огненной Звезды, а та Звезда искрится и пламенеет под раскаленным добела сводом; и так ярко сияла та Звезда, что глаза мои застлало красным. И через всю ту обитель веяло, как могучий ветер, великое пламя, грохотавшее громче грома, и вынести этого я не могла: я взяла острые ножи из машин и изрезала себя всю, но шум становился все громче и громче, а пламя все жгло меня и прожигало насквозь, — и тут мой Принц сказал: «Ты, должно быть, не поверишь, любовь моя, но многие и многие люди остаются здесь на всю свою жизнь».

В Четвертый дом снизу ведут три дороги. Первый переход — это место очень забавное: здесь полным-полно всяческих колес и престранных созданий, вроде обезьян, и сфинксов, и шакалов, и все они карабкаются на те колеса и пытаются добраться до вершины[70]. Очень глупо с их стороны: ведь у колеса нет никакой вершины, и если хочешь отдохнуть, то не на вершину надо стремиться, а в центр. Второй переход — очень приятный, как глухая лесная чаща весенней порой. Навстречу нам вышел один милый старичок, проживший жизнь здесь всю жизнь: он — страж этого пути, и странствовать из дома в дом ему не нужно, потому что на самом деле он — из Первого дома и пришел сюда по доброй воле. На нем был широкий плащ, а в руках — светильник и длинный посох; как он сказал нам, плащ означает, что нужно хранить молчание и не рассказывать ни о чем, что ты видел, а светильник — что нужно рассказывать об этом всем и каждому, чтобы они стали счастливы. Посох же помогает выбирать путь: он подсказывает, когда надо делать одно, а когда — другое. Но тут уж я ему не поверила, потому что я уже почти взрослая и меня так легко не проведешь. Я своими глазами увидела, что этот посох — не что иное, как та мерная рейка, при помощи которой был построен весь Дворец, а светильник — тот единственный свет, который был у его строителей; плащ же — великая бездна тьмы, которой он укрыт со всех сторон. Вот потому-то спящие никогда не видят тех чудес, о которых я вам рассказываю. Все они живут в домах из обычного красного кирпича; они сидят в этих домах день-деньской и играют в дурацкие игры с фишками; и только и знают, что болтать языками и ссориться между собой. Кто набирает миллион фишек, тот радуется так, что вы себе и представить не можете; а потом он идет и пытается обменять часть своих фишек на то, чего он хочет на самом деле, но у него ничего не получается! Со смеху помереть! Хотя, конечно, если бы все это происходило наяву, было бы очень грустно. Но я начала рассказывать вам о путях, ведущих в Четвертый дом, — так вот, на третьем пути полным-полно львов, так что можно совсем перепугаться; но если кто-то из них подходит и хочет укусить вас, тут же появляется прекрасная госпожа и закрывает ему пасть[71]. Так мы прошли этот путь целыми и невредимыми, и мне вспомнился Даниил во львином рву.

Четвертый дом — самый чудесный из всех, что я видела[72]. Эта обитель сияет небесной синевой; выстроена она из берилла и аметиста, из лазурита, бирюзы и сапфира. В центре ее — бассейн из чистейшего аквамарина; он наполнен водой, но каждая капля ее — как отдельный кристалл, сверкающий синим блеском. Вверху висит неподвижная величавая сфера из темно-синего сапфира, а вокруг нее — девять зеркал, и слышится какой-то шум, но если прислушаться, то разберешь в нем слова: «Радость! Радость! Радость!» В воздухе мечутся лиловые огни, и каждый такой огонек — это вздох счастливой любви. Тут-то начинаешь понимать, для чего вообще нужен весь мир сновидений: всякий раз, когда истинно любящие целуют друг друга, в этом прекрасном доме в Бессонном Мире Яви вспыхивает лиловый огонек[73]. И мы купались и плавали в бассейне и были так счастливы, что вы и представить себе не можете. Но потом мне сказали: «А теперь, девочка, ты должна заплатить за свои развлечения». (Да, я забыла сказать вам, что музыка в этом доме плясала, взлетала и падала, словно струи фонтанов, только в сто раз чудеснее.)[74] Я спросила, чем я должна заплатить, и мне ответили: «Ты теперь госпожа всех этих обителей, от Четвертой до Девятой. С тех пор, как ты вышла замуж, ты хорошо освоилась в Зале для Слуг, но теперь тебе надо научиться управлять и остальными домами: иначе ты никогда не попадешь в Третью обитель». «Но мне кажется, они и так в полном порядке!» — возразила я. Но меня подняли высоко в воздух, и я увидела, что все наружные стены ужасно изуродованы какими-то огромными объявлениями и все дома до единого покрыты вот такими надписями:

ПЕРВАЯ ОБИТЕЛЬ
Любимый дом Его Величества.
Единственный настоящий дом. Остерегайтесь подделок!
Входите и живите ЗДЕСЬ всю жизнь!
Входите — и увидите, как Змея пожирает собственный Хвост!

Как вы понимаете, я пришла в ярость и послала слуг, чтобы те расставили на всех домах правильные номера и ко всем номерам добавили в насмешку небольшие приписки, чтобы тем, кто сочинял всю эту чушь, стало стыдно. Например, такие: «Пятый дом — вся жизнь, как во сне». Или: «Седьмой дом: снаружи — блеск, внутрь — гниль». И так далее. А еще я велела написать на каждом доме: «Прямого сообщения с Первой обителью нет. Единственный путь — через выход. И далее по порядку»[75].

Все это ужасно вывело меня из себя, потому что я знала, что встарь можно было попасть куда угодно из любого дома, не выходя наружу, и не промокнуть, если пойдет дождь. Но теперь из Четвертого дома в Третий дороги больше нет. Можно, конечно, доехать в Третий дом на колеснице из Пятого или дойти по тропе близнецов из Шестого, но это разрешено только тем, кто дойдет до Четвертого дома и одновременно направится в Третий и оттуда.

Там же, в Четвертом доме, мне объяснили, что означает надпись «Т.А.R.О.» на моем кольце. Во-первых, это значит «врата», а во-вторых, это имя моего Прекрасного Принца, если записать его полностью, буква за буквой[76]. В слове «T.A.R.O.» — семьдесят восемь частей, и это — точнейший план всего Дворца; итак, если вовремя сказать «T.A.R.O.», то сразу отыщешь дорогу и не заблудишься. А «I.N.R.I.» — это, как вы помните, краткая запись слова «L.U.X.»[77], которое означает сияние бессонного Света, и это тоже имя моего Прекрасного Принца, только сокращенное[78].

Римляне думали, что в нем шестьдесят пять частей, то есть пять раз по тринадцать; но семьдесят восемь — это шесть раз по тринадцать. Чтобы войти в Бессонный Мир, нужно хорошенько заучить таблицу умножения на тринадцать. Если взять оба эти числа и сложить, то получится одиннадцать раз по тринадцать, и тут надобно произнести слово «Abrahadabra», самое таинственное из слов, потому что в нем — одиннадцать букв. Вы, верно, помните, что Дома нумеруются в обе стороны, так что Третий дом называют еще и Восьмым, Пятый — Шестым и так далее[79]. Вот потому-то, стоит посмотреть на это Кольцо и увидеть на нем надписи «I.N.R.I.» и «T.A.R.O.», как тотчас хочется идти дальше; это как полисмен, который стоит и все повторяет: «Проходите, пожалуйста, не задерживайтесь!» Я бы, наверно, осталась в Четвертом доме на всю свою жизнь, но все-таки я поняла, что и это — лишь сон; и мне захотелось идти дальше, потому что мой собственный Дом был уже совсем близко. Вот только добираться туда так тяжело и ужасно, что и в словах не сказать. Нужно набраться невероятной храбрости, чтобы на это решиться; и никто тебе не поможет — никто в целом свете! Вдобавок, путь туда ведет по бездорожью. Но все-таки это очень здорово, хоть и страшно, и в следующий раз я непременно расскажу вам, как я вообще отважилась на такое ужасное путешествие и удалось ли мне добраться до цели.

Explicit Capitulum Tertium
vel
De Collegio Interno[80] .

Итак, поведаю вам о колеснице, которая мчится по первому из новых путей, открывшихся передо мной[81]. Колесница та вырезана из цельного янтаря, чистого и прозрачного, так что если потереть мехом, вся она так и сыплет искрами. А все подушки и коврики в ней — и в самом деле меховые, из прекрасного, мягкого горностая. Сверху ее покрывает ярко-синий балдахин со звездами (точь-в-точь как небо в мире снов), а запряжена эта колесница двумя сфинксами — черным и белым. Возница — прелюбопытнейшее существо: огромный рак в сверкающих доспехах, необыкновенно прекрасных, — и он, представьте себе, умеет править сфинксами! Зовут его тем загадочным именем из одиннадцати букв, о котором я вам уже говорила, но для краткости давайте называть его просто Иеу, потому что ему всего девятнадцать лет[82]. Но и полное его имя тоже нужно знать, потому что это новое путешествие, в которое я теперь пустилась, — самое трудное на свете, и без колесницы до Третьего дома не добраться: слишком уж он далеко — дальше, чем небо от земли в мире снов.

Путь, на котором живут близняшки, — тоже очень трудный[83]. Это две сестры: одна совсем невинная и добрая, а другая — противная толстуха. Но это говорит лишь о том, какой бестолковый на самом деле язык сновидений. Ведь можно сказать и по-другому: одна сестра — ужасно глупая и ничего не знает, а другая познала все и научилась радоваться жизни.

И вот в чем беда: если вы — принцесса, то очень важно вести себя хорошо и любезно со всеми. Так что в этом коридоре нужно взять обеих сестер за руки и идти вместе с ними, напевая и приплясывая; и если вдруг вы нечаянно обидите одну из них, то сразу станет понятно, что никакая вы не принцесса, а самая обычная служанка, — а сверху там парит крылатый человек с луком и стрелой, и он вас живо прикончит, и не видать вам Третьего дома, как своих ушей!

Но по-настоящему трудно становится снаружи. Придется вам покинуть Дом Любви, как они называют Четвертую обитель[84]. И всю свою одежду вам придется оставить и идти в наготе: придется вам снять и одежду, что подарил вам муж, и все ваши детские платьица, и все красивые наряды, и собственную вашу кожу, и плоть, и кости — все-все до единой[85]. А потом придется снять одежды ваших чувств, потом — одежды мыслей, а потом и одежды того, что мы называем склонностями (а это те одежды, в которых вы ходили всегда и которые делали вас такими, какие вы есть). И, наконец, вы снимете одежды своего сознания (а о них вы думали всегда, будто это и есть вы) и броситесь нагишом прямо в холодную бездну, — и вы даже представить не можете, до чего там будет одиноко! Ни огонька, ни тропинки, не на что опереться, не за что ухватиться, и Прекрасного Принца с вами больше нет; не слышно даже, как он кричит вам вслед, чтобы вы продолжали идти, дальше и дальше. И невозможно понять, в какую сторону идти; и нет больше ничего, кроме ужасного чувства, что ты падаешь в бездонную пропасть и расстаешься со всем на свете. А потом исчезает и это чувство: у тебя больше нет ничего, а ты даже не понимаешь, как это ужасно. Ты бы и рад повернуть назад, но уже не можешь остановить падение, — и хорошо, что не можешь! И вот ты падаешь и падаешь, все быстрей и быстрей… а рассказать о том, что случится дальше, я не могу.

Третий дом называют Домом Скорби[86]. Там мне дали новые одежды, и престранные: о них не думаешь как о своих, — это просто одежда вообще[87].  Третий дом — обитель непроглядной Тьмы. Воды там черны, как ночь, а берег — как блестящий обсидиан, а сам ты — как огромная фигура, окутанная покрывалом и невыразимо прекрасная; и ты сидишь в задумчивости у моря, а к тебе, одна за другой, приходят Муки[88]. Рассказать об этих Муках нельзя. Можно сказать лишь, что они не похожи ни на какие другие, ибо приходят изнутри, а потому правдивей и глубже любых других страданий. Но потерпи: еще немного, и пред тобою взойдет ослепительный блеск[89]. Это новое солнце Шестого дома, — и какая же это радость, какая радость! И миллионы труб вострубят, и голоса воскликнут: «Слава Прекрасному Принцу!» Это они встречают нового принца — твое дитя! И в этот миг ты поймешь, что живешь не в одном только Третьем доме, а во всех трех высших обителях сразу, ибо в сердце твоем вспыхнет восторг твоего собственного милого Принца и огонь любви его; и старый Король, погруженный в безмолвие Первого дома, очнется от дремы и изольет благословения свои, как тысячи миллионов лучей; и все то, что внизу, воссияет гармонией и красотой под венцом из двенадцати звезд, — на языке сновидений об этом иначе не скажешь.

Итак, тебе не нужно больше никуда стремиться: ведь ты уже знаешь, что все Дома суть единый Дворец[90]. Ты пробудилась и живешь в своем бессонном мире, и можешь ходить в нем везде, куда пожелаешь. Пути, ведущие вверх ко Второму дому, открыты: и путь Иерофанта[91] с пылающей звездой и ладаном, что заполняет своим благовонным дымом огромный собор; и путь Могучего Владыки[92], подчинившего всё своей державе, короне и скипетру. Есть еще путь Королевы Любви[93] — самый прекрасный из всех; и этим путем мой любимый приходит ко мне, в мой брачный чертог. И есть три дороги, что ведут во Святую Обитель старого Короля. Во-первых, тот путь, что соединяет его с новым Прекрасным Принцем[94]; на этом пути живет луноликая дева с раскрытой книгой; она все время читает из этой книги прекрасные слова и улыбается загадочно из-под своего сияющего покрывала, что соткано из нежных помыслов и невинных поцелуев. Во-вторых, тот путь, по которому я сама хожу к Королю, Отцу моему[95]; этот путь сотворен из молний и громов, но на нем обитает святой Маг по имени Гермес, и он берет меня с собой и ведет так быстро, что порой я не успеваю и глазом моргнуть, как мы уже на месте. И, в-третьих,  последний из всех переходов — самый таинственный[96]; если вы посмотрите на него, то увидите там дурака, которого кусают крокодилы и псы, а он тащит на спине мешок, набитый всякой бесполезной всячиной. Но не верьте своим глазам! На самом деле это человек, который должен был проснуться — и проснулся! Это он живет в Первом доме; он и есть старый Король, а, значит, он — это вы сами. Так что ему и дела нет до того, кто о нем что подумает.

Все пути, что ведут к трем первым Домам, очень полезны: они управляют и всем миром сна, и миром полусна, и даже Бессонным миром.

И я начала понимать, что даже Бессонный мир — совсем ненастоящий, потому что и в нем на самом деле есть капелька сна, а настоящий мир — это Мир-у-которого-сна-ни-в-одном-глазу. Мой любимый теперь зовет меня Лолой, Не Знающей Сна, а не Лолой, Что Спит Наяву. Но я — по-прежнему Лола, ибо я — Ключ к Наслаждениям. Я так и не рассказала вам о первых двух домах — ведь вы все равно не поймете. Но отчего бы и не сказать, что Второй дом[97] — весь серый: свет и тьма в нем сменяют друг друга так быстро, что сливаются в одно; и в этом доме живет мой любимый, а остальное неважно.

Что же до Первого дома[98], то он сияет так ярко, что вы себе и представить не можете; и в этом доме живем мы с любимым, когда мы с ним — одно. Но и этого вам не понять. И последнее, о чем я скажу: тут начинаешь понимать, что не будет никакого Мира-у-которого-сна-ни-в-одном-глазу, пока Змей, обвивший Дворец снаружи, не доест свой собственный хвост, — но уж этого я, по правде сказать, и сама до конца не понимаю. Впрочем, это не важно; сейчас вам первым делом нужно отыскать Прекрасного Принца, чтобы он приехал и увез вас с собой; а насчет Змея пока не берите в голову. Вот и все.

Explicit Opusculum
in
Capitulo Quarto
vel
De Collegio Summo[99] .

© Перевод: Анна Блейз, 2014