Исповедь. Глава 49
Алистер КроулиЭта глава — вершина всей моей книги. Содержание ее столь необычайно и требует столь обширных и глубоких предварительных объяснений, что я пребываю в отчаянии. Все это для меня так серьезно, что ответственность захлестывает с головой. Вся моя предыдущая жизнь была не более, чем подготовкой к этому событию, а вся последующая — не только определялась им, но и была целиком им поглощена.
Я уже не раз предпринимал попытки написать историю этих нескольких недель — например, в том разделе «Храма царя Соломона», который был опубликован в «Эквиноксе» (vol. I, no. VII). Я не могу включить указанные документы прямо в текст книги и остаться притом в рамках литературной благопристойности, так что они будут представлены в конце, в приложениях, вместе с «Книгой закона».
Большую часть последних девяти лет (и каждый год — в большей мере, чем предыдущий) я занимался тем, что доказывал человечеству в целом заявленные тогда предпосылки. Дабы сделать каждый элемент тезиса как можно яснее и определеннее, я постараюсь подать их по отдельности и в строгом порядке.
Итак, мы с Уардой покинули Хельван и устремились в Каир. (Дату не помню: возможно, это было одиннадцатое или тринадцатое марта.) Жилье (адрес не помню) мы сняли себе в среду, шестнадцатого марта. В один из последующих дней, не имея толком чем заняться, я совершил Предварительное призывание, о котором уже упоминалось выше. я хотел просто показать жене сильфов — никакой более серьезной цели у меня не было; с тем же успехом ее можно было сводить в театр. Увидеть их она не смогла (или не захотела), но вместо этого погрузилась в странное состояние ума. Никогда еще я не видел ее такой.
— Они тебя ждут, — всё твердила она, рассеянно, но настойчиво.
Меня ее поведение порядком рассердило.
Семнадцатое марта.
Не помню, предпринял ли я еще одну попытку показать Розе сильфов, но, видимо, да. В моем характере упорствовать до последнего. Она снова погрузилась в то же самое состояние и повторяла ту же фразу, прибавляя: «Это всё ребенок» и «всё Осирис». Думаю, ее упрямство меня раздосадовало, и именно по этой причине я призвал Тота, бога мудрости — скорее всего, при помощи инвокации, приведенной в «Книге Исрафель» («Эквинокс», vo.I, vo. VII), которую знал наизусть. Возможно, я бессознательно задавался вопросом, нет ли и в самом деле чего такого в ее словах, и желал просветления.
Дневник утверждает: «Тот, призванный с большим успехом, вошел в нас», — но мне здесь чудится некое самодовольство, чтобы не сказать гордыня. Никакого ощутимого результата я на самом деле не помню.
Восемнадцатое марта.
Возможно, я повторил призывание. Дневник: «Откровение, что ждущий — Хор, которого я оскорбил и теперь должен призвать».
«Waiter» в этом контексте звучит как насмешка[1]. Я еще подумал, что со стороны Уарды вставлять ремарки от себя — совершеннейшее бесстыдство. Я хотел, чтобы она увидела сильфов.
И все же один момент произвел на меня большое впечатление: откуда Уарда узнала, что я оскорбил Хора? Все злоключения Мазерса объяснялись его чрезмерной приверженностью Марсу, представляющему другую сторону личности Хора, а я, без сомнения, тяготел к противоположной позиции: не любил Марса и пренебрегал им как персонификацией грубого, нерассуждающего насилия.
Но не попала ли она, по счастливому стечению обстоятельств, в яблочко? Упоминание имени Хора натолкнуло меня на идею подвергнуть ее перекрестному допросу.
— Откуда ты знаешь, что все это говорит именно Хор? Опиши мне его, — сказал я.
В египетской мифологии Уарда разбиралась хуже, чем девяносто девять каирских туристов из каждой сотни. Ее ответы меня ошеломили. Шансы, что она не права, сводились к одному на много миллионов.
Я позволил ей продолжить. Она рассказала мне, как призвать Хора. инструкции, с моей точки зрения, были — сущий вздор. Я предложил сделать по-другому. Она решительно отказалась изменить хоть единую деталь и сулила успех (что бы это ни значило) в субботу или в воскресенье. Если у меня еще оставались на тот момент какие-то духовные устремления, то разве что достичь самадхи (чего я еще никогда не делал). Уарда обещала, что мне это удастся. Я согласился исполнить все инструкции — хотя бы для того, чтобы продемонстрировать ей, что от нарушения даже всех правил кряду ничего особенного не случится.
В какой-то день (но точно до двадцать третьего марта) Уарда показала конкретного бога, с которым пребывала в общении, на стеле в Булакском музее, где мы с ней никогда до тех пор не бывали. Это был не Хор в обычной своей форме, но Ра-Хор-Хут[2]. Меня, несомненно, очень поразил тот факт, что единица хранения — сама по себе стела была непонятная и ничем не примечательная — имел инвентарный номер 666. Впрочем, я отмахнулся от этого как от очевидного совпадения.
Девятнадцатое марта.
Я расписал ритуал и провел призывание безо всякого успеха. Мне портили дело не только собственный скептицизм и вопиющая абсурдность церемонии, но и то, что проводить ее нужно было в мантии перед открытым окном на улицу в полдень. Впрочем, Уарда согласилась предоставить мне еще одну попытку — в полночь.
Двадцатое марта.
Призывание возымело ошеломительный успех. Нам сообщили, что «настало Равноденствие богов» — то есть началась новая эпоха. Мне же предстояло утвердить связь между солярной духовной силой и всем человеческим родом.
Разные соображения показали мне, что Тайные вожди Третьего ордена (то есть A.'. A.'., чьи первый и второй ордена известны как G.'. D.'. и R.R. et A.C. соответственно) послали вестника, дабы наделить меня саном, на который утратил право Мазерс. Я поставил условием, что должен достичь самадхи, — иными словами, получить такую степень просветления, без которой заявлять подобные притязания было бы чересчур самоуверенно.
Двадцать первое—двадцать второе—двадцать третье марта.
Скорее всего, это был откат после успехов двадцатого. Феномены ослабели, поблекли. Я попытался прояснить положение вещей старыми методами и совершил долгую дивинацию на Таро, которая не принесла совершенно никаких результатов.
С двадцать третьего марта по седьмое апреля.
Я произвел изыскания относительно стелы, и ассистент куратора в Булаке перевел для меня надписи на французский. Я сделал их поэтический парафраз. Уарда велела мне входить в комнату, где совершалась работа, ровно в полдень восьмого, девятого и десятого числа, и записывать все, что услышу, прекращая работу ровно в час.
Это было сделано.
В эти три часа были написаны три главы «Книги закона».
Я постарался изложить все это как можно короче. К восьмому апреля я уже был совершенно уверен в реальности коммуникации и довольно спокойно повиновался странным, прихотливым инструкциям жены — но скептическое отношение к происходящему сохранил все равно.
ЧТО УТВЕРЖДАЕТ КНИГА ЗАКОНА ОТНОСИТЕЛЬНО РЕЛИГИИ
Для человечества религия имеет первоочередное значение. Причина сему в том, что все люди в той или иной мере воспринимают Первую благородную истину — все есть страдание. Религия пытается их утешить, авторитарно отрицая сию истину или обещая компенсацию в иных состояниях бытия. Подобное притязание подразумевает, что существует знание, полученное из источников, принципиально отличных от самостоятельного изучения природы с помощью физических чувств и интеллекта. Таким образом, религия постулирует существование одного или более сверхчеловеческих разумов, способных и готовых сообщить через посредство некоей избранной личности всем остальным людям некую истину или истины, познать которые иным образом никак невозможно. Религию оправдывает только вера, так как свидетельствами чувств и разума подтвердить то, что она говорит, нельзя. Свидетельства пророчеств и чудес можно считать обоснованными, только пока они санкционируются тем человеком, через которого осуществляется коммуникация. Подразумевается, что он владеет знанием и силой, отличными, не только по степени, но и по природе своей, от тех, которыми обладает весь остальной человеческий род.
Наша история весьма богата религиозными учителями. Их можно разделить на три класса.
1. Люди типа Моисея и Мухаммеда. Они просто заявляют, что получили прямое сообщение от бога. Свой авторитет они утверждают разными методами, но в основном угрозами и посулами, подкрепленными тавматургией. Критику разума они не выносят.
2. Люди типа Блейка и Бёме. Эти просто говорят, что вошли в прямое общение с невоплощенным разумом, который можно считать личностным, творческим, всемогущим, неповторимым, идентичным с ними самими или же нет. Его авторитет зависит от «внутренней уверенности» духовидца.
3. Люди типа Лао-Цзы, Будды и высших гана-йогов. Они объявляют, что достигли верховной мудрости, понимания, знания и силы, но даже не пытаются навязать свои взгляды другим. По сути своей они остаются скептиками. Свои постулаты они основывают на собственном личном опыте, а поэтому говорят так: мы обнаружили, что выполнение одних действий и воздержание от других создают условия, благоприятные для достижения состояния, которое принесло нам свободу. Чем они мудрее, тем менее догматичны. Такие люди излагают свою трансцендентную концепцию мироустройства всегда более-менее ясно. Да, они могут считать зло иллюзией, но суть их теории в том, что проблема страданий была сформулирована неверно вследствие поверхностной или же неполной информации, поставляемой нам обычным человеческим опытом через чувства, и что люди могут при помощи особых упражнений (от асан до церемониальной магии) развить в себе способности, превосходящие разум и неуязвимые для интеллектуального критицизма. И вот с применением этих способностей изначальная проблема страдания как раз и может быть самым удовлетворительным образом разрешена.
Книга закона притязает на выполнение всех условий, необходимых для удовлетворения этих трех типов искателей.
Во-первых, она претендует на статус документа, вдохновленного не только по духу, но и по букве. «Не изменяй ничего вплоть до начертания букв; ибо знай! ты, о пророк, не узришь все эти тайны, что здесь сокрыты...». (I.54)
«Да будет эта книга переведена на все языки, но всегда вместе с подлинником, записанным рукою Зверя; ибо в случайности очертаний букв и расположения их друг относительно друга — во всем этом есть тайны, которые не разгадать никакому Зверю. Пусть он и не пытается; но после него придет один, я не скажу когда, который откроет ко всему этому Ключ». (III.47)
Автор ее — посланец Повелителя вселенной, а потому говорит с позиции абсолютного авторитета.
Во-вторых, Книга закона претендует на статус трансцедентальной истины и ниспровергает все трудности, связанные с выражением этой истины на человеческом языке. Она открывает новый метод передачи мысли — не просто новый язык, но новый тип языка; буквальный и нумерический шифр, включающий греческую и еврейскую каббалу, высочайшую математику и т.д. Также она претендует на то, что является речением просветленного ума, сопротяженного абсолютным идеям, из которых состоит само мироздание.
В-третьих, она предлагает метод, при помощи которого люди смогут независимо друг от друга прийти к сознанию истинности ее содержания; войти в собеседование (напрямую, по своей собственной инициативе и под свою собственную ответственность) с тем типом разума, который ее передал, и тем самым разрешить все свои личные религиозные проблемы.
В общем и целом Книга закона притязает на разрешение всех мыслимых религиозных вопросов. Тот, факт, что столь многие из них формулируются и разрешаются по отдельности в тексте столь небольшого объема, и впрямь поражает.
Но вернемся к общему вопросу религии. Связанной с ней фундаментальной проблемы еще никто не постулировал открытым текстом. Известно, что все религии без исключения развалились при первой же проверке на прочность, а между тем всякая религия тщится отменить и (иногда) обратить те выводы, к которым пришел или может прийти рациональный ум, претендуя на прямую коммуникацию с разумом, превосходящим любое воплощенное человеческое существо.
Я охотно спросил бы Мухаммеда:
— Откуда мне знать, что Коран — не твоя собственная компиляция?
Было бы дерзостью (с моей стороны) ответить, что Коран столь возвышен, столь музыкален, столь правдив, столь полон пророчеств, которые время исполнило и подтвердило множеством поистине чудесных событий, что Мухаммед-человек никак не мог написать его сам.
Автор Книги закона предвидел подобные затруднения и заранее опроверг их, включив в текст ряд открытий, которых я не только не совершал еще много лет, но даже и не обладал никакими средствами к совершению. Некоторые из них зависят от событий, в которых лично я не принимал никакого участия.
На это можно возразить, что, несмотря на все вышесказанное, кто-то где-то в этом мире вполне мог обладать искомыми качествами. Но и это можно опровергнуть, сказав, что некоторые из аллюзий касаются фактов, известных только лишь мне одному. Итак, мы вынуждены прийти к заключению, что автор Книги закона действительно есть разум, одновременной чуждый и превосходящий мой собственный, и однако же ведающий самые мои сокровенные тайны. Но самое главное — что разум этот не имеет плоти.
Само существование истинной религии подразумевает наличие бесплотного разума, который можно называть богом, а можно как угодно еще. Именно этого ни одна религия в мире еще не сумела доказать научно. И именно это доказывает Книга закона —доказательство содержится в самом документе, совершенно независимо от того, что говорю лично я. Это доказательство — самый важный научный шаг, который вообще можно сделать, ибо оно открывает перед нами совершенно новый путь к познанию. Бесконечное превосходство этого конкретного разума, Айваса, над всеми остальными, с которыми человеческий род до сих пор состоял в сознательной коммуникации, подтверждается не только характером самой книги, но и тем, что Айвас в совершенстве понимает природу доказательств, потребных для наглядной демонстрации факта его собственного существования и условий этого существования — и предоставляет их.
ЧТО УТВЕРЖДАЕТ КНИГА ЗАКОНА ОТНОСИТЕЛЬНО КОММУНИКАЦИИ С БЕСПЛОТНЫМ РАЗУМОМ
В предыдущем параграфе я показал, что провал предыдущих религий объясняется не только враждебной критикой, но и присущим им положительным дефектом. Ни одна из них не оправдала своих притязаний. Выше уже говорилось о том, что Книга закона демонстрирует первичную посылку всякой религии единственным возможным способом. А единственным возможным аргументом против этого будет такой: коммуникацию никак не мог осуществить бесплотный разум, потому что бесплотных разумов не бывает. Именно в этом и состоит высшая важность Книги закона. Нет никаких априорных причин сомневаться в существовании такого рода сущностей. Мы давно и хорошо знакомы со многими бесплотными силами. Особенно в последние несколько лет наука пристально занимается не просто явлениями, которые невозможно напрямую воспринять чувствами, но силами, которых в старом смысле этого слова вообще не существует.
И тем не менее обычный средний ученый до сих пор категорически отрицает существование розенкрейцерских элементалей, каббалистических ангелов, натов, пикашей и дэвов южной Азии, исламских джиннов — со все той же слепой мизософией, что и в викторианские времена. Ему, кажется, не приходит в голову, что манера сомневаться в существовании сознания у чего угодно, кроме некоторых определенных типов анатомических структур, ставит его в один ряд с самыми узколобыми евангелистами, приверженцами геоцентризма и антропоцентризма.
Наши поступки, скорее всего, совершенно непостижимы для растений: дойди дело до дискуссии, они бы очень убедительно доказали, что люди — существа, у которых нет и не может быть сознания. Подлинная причина того, что мы приписываем наличие разума своим соплеменникам, состоит в сходстве нашего устройства, позволяющего общаться при помощи языка и речи. Стоит нам только изобрести язык, на котором человек сможет говорить с кем и чем угодно, и все вокруг внезапно обретет сознание.
А потому мне было совершенно ясно, что настал час выйти вперед и провозгласить во всеуслышанье, что да, я вступил в коммуникацию с одним таким разумом. Или, вернее, что я был избран им для получения первого послания от сущностей совершенно нового порядка.
ИСТОРИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ, НА КОТОРОЙ ОСНОВАНА КНИГА ЗАКОНА
Подобно тому, как Книга закона примиряет безличное и бесконечное толкование космоса с эгоцентрическим и практическим взглядом на него, она придает «бесконечному пространству» голос богини и… говорит им о еде и питье:
А посему будьте прекрасны собою; облачайтесь в изысканные одежды; вкушайте обильные яства и пейте сладкие вина и вина пенные! Также досыта вкушайте любовь по воле своей, когда, где и с кем пожелаете! Но все это — во имя мое.
Освобождение людей от всех ограничений есть одна из основополагающих посылок Книги:
Не связывайте! Да не будет для вас различий между одним и другим; ибо от этого — вред.
Она примиряет космологические концепции, выходящие за пределы пространства и времени, с конвенциональным восприятием истории. Первым делом она возвещает безусловную истину, но вторым немедленно утверждает, что «Магическая формула» (сиречь система принципов), на которой основана практическая часть книги, безусловной истиной не является, так как относится строго к тому периоду земного времени, когда было получено откровение. (Это серьезный довод в пользу Книги — она не претендует на то, чтобы разрешить все практические проблемы человечества раз и навсегда, но довольствуется тем, чтобы указать новое направление нашей эволюции).
Книга закона подразумевает, что существует некое общество посвященных, поклявшихся надзирать за благополучием людей и передавать им понемногу свою мудрость, — сообразно мере человеческой способности ее принять.
Посвященный прекрасно сознает, что его наставления неизбежно будут поняты и истолкованы неправильно — в силу злого умысла, бесчестности или же глупости. Не будучи всемогущим, он смиряется с тем, что его слова окажутся извращены. Все это — часть игры. «Liber I vel Magi» рассказывает Магу (обозначенному в ней как посвященный, обязанный возвестить человечеству новую истину), чего ему ждать.
Есть много магических учителей, но в письменной истории человечества едва ли найдется десяток Магов в техническом смысле этого слова. Узнать их можно по тому, что их послание сформулировано, быть может, в одном-единственном слове, но слово это таково, что оно ниспровергает все существующие верования и кодексы поведения. В качестве примера можно взять слово Будды — Анатта (отсутствие атмана или души), подрубившее под корень всю индийскую космологию, теологию и психологию, попутно обрушившее им кастовую систему — и впервые утвердившее такую категорию как мораль. Мухаммед со своим единственным словом — Аллах — сделал то же самое по отношению к политеистическим системам своего времени, как откровенно языческим, так и маскирующимся под христианство.
Вот так же и Айвас, изрекши слово Телема (со всем, что из него вытекало), полностью разрушил формулу Умирающего бога. Телема несет не только новую религию, но и новую космологию, новую философию, новую этику. Она сводит воедино разрозненные открытия науки, от физики до психологии, образуя последовательную и ясную систему. Ее охват столь широк, что невозможно составить даже самое отдаленное представление об универсальности применения этой новой доктрины. Вся моя работа, от момента ее изречения и по сию пору, иллюстрирует некую фазу ее потенциальности, а вся история моей жизни, отныне и далее, есть не что иное как хроника того, как я пытался со всем этим жить.
Дабы суммировать историческую основу Книги закона, скажем следующее: наша эволюция (доступная человеческой памяти) демонстрирует три основных этапа. Первый из них — поклонение Матери, когда вся вселенная понималась как питание, получаемое непосредственно от нее. Второй — поклонение Отцу, когда восприятие мира было катастрофическим. И третий — поклонение Сыну, при котором мы придем к восприятию всего, что с нами происходит как непрерывного процесса роста, черпающего от обоих этих методов.
Египетская теология предвидела движение человечества в эту сторону и символизировала эволюцию триадой Исиды, Осириса и Хора. Церемония неофита в Золотой заре подготовила меня к Новому эону, ибо в Равноденствие служитель, представлявший Хора на Западе, переходил на престол Осириса на Востоке.
Книга закона очень точно раскрывает природу новой формулы, указывая, что нынешний служитель храма (земли) есть Хор, Венценосное и Победоносное Дитя. И снова египтология об руку с психологией помогают понять, что из этого следует и каких эффектов нам теперь ожидать в мире мысли и действия.
Хор отомстил за отца своего, Осириса. Мы знаем, что солнце (как и любое другое явление природы) на самом деле не умирает.
Дитя — это символ не просто роста, взросления, но абсолютной моральной независимости и невинности. А значит, можно ожидать, что Новый эон освободит человечество от ложного альтруизма, от одержимости страхом и сознания греха. Оно не будет знать цели своего собственного бытия. Его невозможно будет убедить подчиниться недоступным для понимания стандартам; оно будет мучиться от мимолетных страстей и бессмысленного ужаса; оно будет до абсурдного чувствительно к боли; оно будет совершенно лишено совести, жестоко, беспомощно, любвеобильно и амбициозно — само не зная, почему; оно будет неспособно рассуждать, но вместе с тем сохранит интуитивное знание истины. Я мог бы до бесконечности перечислять стигматы детской психологии, но читатель прекрасно знает все это по себе. Всякая приходящая ему в голову идея типа «вот, де, так оно бывает у детей» поражает до глубины души, ибо она полностью применима ко всем событиям нашей недавней истории, начиная с 1904 года — от Великой войны до Сухого закона. И если он, читатель, обладает хоть какой-то способностью понимать язык символов, его ошеломят точность и соразмерность того, как описывается дух Нового эона в Книге закона.
Здесь я бы хотел подчеркнуть, что владычество Венценосного и Победоносного Дитяти ограничено по времени самой Книгой закона. Из нее мы узнаем, что Хору в свою очередь будет наследовать Thmaist [Ипостась Маат], Двужезловая, которая приведет кандидатов к полному посвящению. И хотя нам крайне мало известно о ее свойствах и особенностях, мы, по крайней мере, знаем, что имя этой богини есть Справедливость.
ЭТИКА КНИГИ ЗАКОНА
Всякая космография подразумевает некоторую этическую концепцию. После эона Осириса наступил эон Хора, и его Магическая формула связана больше не с Умирающим богом, но с Венценосным и Победоносным Ребенком — и человечеству теперь придется управлять своими делами в соответствии с этим. «Праведный» поступок в любом эоне можно определить как тот, который сочетается с текущей Магической формулой. Мотивы, действительные и веские для эона Осириса, в наши дни — чистой воды предрассудки. Каковы же были эти мотивы и на чем они основывались? Старая концепция гласила: человек рождается, чтобы умереть, а вечную жизнь надо заработать посредством магического акта — в точности как солнце каждое утро приходится возвращать на небо трудами жреца, потому что без этого оно не взойдет.
Нет необходимости подробно освещать здесь этику Телемы, ибо все в ней проистекает с абсолютной логичностью от единственного принципа: «Твори свою волю, таков да будет весь закон». Он же: «Нет у тебя иного права, кроме как творить свою волю». Сама эта формула неизбежно следует из концепции индивидуума, приведенной в предыдущем разделе. «Слово греха — ограничение». «Глупость в ущерб себе — это ложь»3. Теория состоит в том, что всякий мужчина и всякая женщина обладают определенными атрибутами и свойствами, которые, будучи приложены к окружающей реальности, сами указывают правильное направление действий в каждом конкретном случае. Следовать этому направлению и означает творить свою волю. «Поступай так, и никто тебе не скажет нет».
Этому есть и физические параллели. В галактике каждая звезда обладает своей собственной магнитудой, характеристиками и направлением, а всеобщая небесная гармония зиждется на том, что каждая звезда занимается строго своим делом. Ничто так не губительно для этой гармонии, чем если некое количество звезд, подчиняющихся общему стандарту поведения, вдруг решат все достичь одной и той же цели, отправиться в одну и ту же точку пространства и т.д. Даже одна-единственная звезда, отказавшись исполнять свою волю, ограничив себя каким бы то ни было образом, немедленно учинила бы ужасный беспорядок.
У нас до сих пор есть некое сентиментальное представление о самопожертвовании — из тех, какие обожает плебс и какие составляют самую суть вульгарного христианства: самопожертвование сильного ради слабого. Это совершенно против принципов эволюции. Любой народ, практикующий подобное систематически и в достаточно крупном масштабе, попросту уничтожает сам себя. Такая жертва абсолютно тщетна — она губит сильного, но не приносит слабому спасения. Вспомним Занони, который взошел на эшафот, дабы спасти свою глупышку-жену. Жест был великолепен, он свидетельствовал о высшей храбрости и моральной силе — но если бы каждый поступал сообразно этому принципу, народ очень быстро выродился бы и вымер.
Здесь мы наблюдаем конфликт между частной и общественной моралью. Не следует защищать слабых и дефективных от последствий их неполноценности. Поступая так, мы сохраняем и поддерживаем элементы распада прямо в теле социума. Меж тем куда как лучше было бы помогать природе и подвергать всякого новичка самым жестким проверкам на способность управляться с окружающей реальностью. Человеческая раса неуклонно прирастала умом и статью, только пока личные совершенства людей служили гарантией их безопасности; пока лишь самые сильные и умные из них могли продолжать свой род в самых лучших условиях. Но когда безопасность стала гарантированной и всеобщей благодаря альтруизму, у самых сильных стали зачастую рождаться самые дефективные.
Книга закона называет жалость презренной. Причина тому отчасти освещена в предыдущем разделе. Но если развивать эту мысль дальше, жалеть другого человека — значит оскорблять его. Он — тоже звезда, «единый, личный и вечный». Книга не порицает борьбы и сражений — «Если он Царь, ты не сможешь ему повредить»4.
В Книге немало призывов весьма революционного характера, но все они — частные случаи общей заповеди осознать свою собственную абсолютную божественность и действовать с благородством, проистекающим из этого знания. Практически все пороки объясняются неспособностью поступать сообразно этой доктрине. Так вероломство и ложь — неизбежные дети страха в той или иной форме.
Что же до тех вещей, которые обычно считается оскорблением морали, то наблюдаемые нами нежелательные результаты часто объясняются тою же самой ошибкой. Сильные и успешные люди всегда выражают себя во всей полноте, и если они достаточно сильны, от этого не бывает никакого вреда — ни им самим, ни другим. Когда же вред есть, это почти всегда объясняется искусственно созданной ситуацией, причина которой — в людях, у которых собственных дел нет, вот они и лезут в чужие. Можно упомянуть в этой связи сэра Чарльза Дилка и Чарльза Стюарда Парнелла. Никому за пределами пренебрежимо малого круга их знакомых и дела не было до того, чем эти мужчины занимались в своей частной жизни… но это не помешало Англии потерять величайшего своего министра иностранных дел, а Ирландии — величайшего вождя, потому что достоянием гласности вдруг стал тот вопиющий факт, что они предавались на досуге в точности тому же, чему и почти все представители их класса.
Если говорить о личной зависти и безудержной страсти, неужто будет слишком сильным утверждать, что девять десятых всех социальных бедствий, не имеющих отношения к бедности, проистекает именно от этих галлюцинаций? Книга закона решительно отметает их прочь. "Ни у кого не должно быть Права Собственности на Человеческую Плоть."5 Никто не имеет права указывать, что другой человек должен или не должен делать со своим собственным телом. Утвердите принцип абсолютного уважения к другим, и от кошмаров секса не останется и следа. Шантаж и проституция автоматически утратят свои raison d'ętre6. Тлетворное влияние лицемерия развалится, как гнилой тростник. Эксплуатация «женского труда, удешевленного проституцией» (по словам Бернарда Шоу) станет невозможной. В последние годы я довольно много писал об этических и космографических проблемах, разрешенных Законом Телемы, и потому не стану здесь дополнительно в них углубляться. Однако последующие события моей жизни могут служить постоянной иллюстрацией того, как всякий раз, нарушая Закон (как мне случалось иногда делать из самых благородных, как я их называл — вот ведь осел! — побуждений), я попадал в ужасные неприятности — и не приносил ни малейшей пользы тем, ради кого и решил выставить себя таким дураком.