АГА!

Краткое содержание¹

Марсий:
Внемли же Испытанию Завесы,
Второй Завесы!.. Нет, избавь меня
От этих колдовских воспоминаний!
Страшусь я показать Завесу Бездны.
Но все ж — да будет исповедь полна!

Олимп:
Учитель, я к ногам твоим склоняюсь —
Скажи, отколь на них роса и кровь?

Марсий:
Я задыхаюсь в ужасе слепом.
Путь бездны в глубь уводит, где таятся
Чудовища страшней, темнее смерти!
Где силы взять для воли и отваги?
Ум на дыбы встает, как конь в испуге!
Нет, не удержит никакая память
Сей непостижной бездны преисподней,
И даже тени, что встают из мрака,
Ужасны так, что слов не подобрать.
Другой такой погибели не сыщешь
Меж всех плодов чудовищного Рока.
В источнике подавлен белопенный
Родник речей. Ты знаешь: здравье духа
Покоится на том, что всякой мысли
Присущи связи с мыслями иными:
Зависимости, следствия, причины, —
Их уничтожь — и уничтожишь ум!
О, черная, звериная, слепая,
Безумия зияющая бездна!
Адепта путь ведет в твои провалы,
А там — конец всем мукам и страданьям,
Распад рассудка, растворенье мысли:
Исчез раствор, досель ее скреплявший, 
И вместо дома — груда кирпичей!

Я что-то слышу: тук-тук-тук!
Но всякий смысл утратил звук,
Вокруг шумят, трещат, судачат —
Но звуки ничего не значат!
Смотрю — и вижу, как в бреду,
Картин бессмысленных чреду:
Кружится пляска вихревая,
Ничем души не задевая!

В самой душе ни память, ни причинность
Уж не совьют солому в крепкий жгут.
Погибло «Я»! Бесплодные, пустые,
Лишившиеся сути и закона,
Вселенная и Эго вместе с ней
Объяты черным хаосом проклятья.

Олимп:
Не к этому ль приходит и философ:
«Я знаю то, что ничего не знаю»?

Марсий:
О да, но этот взвешенный итог
Не опытом рожден, а рассужденьем.
А опыт мой — как боевой топор,
Крушащий череп! О, прости меня!
Слабеет чрево, сердце замирает.
Давай оставим это!

Олимп:
Всем собою
Я пью нектар и яд загадки Сфинкса.
Горьки твои слова, но и целебны!

Марсий:
Я угодил в силки чернее ночи!
Как вырваться — не знаю, и боюсь, 
Что эту муку не смягчат и годы.
О как темно, темно невыносимо!
Прочь, призраки былого, прочь с дороги!
Довольно и того, что я прошел.
Постиг я тайну тех чудесных звеньев
Что к мысли крепят мысль единой цепью
Сквозь тьму веков, сквозь толщу воплощений;
И свелся в точку замысел туманный
Всего, что мне дано как бытие.
Я понял тайну «я». И все, чем был я,
В тот миг я свел под выпуклым стеклом,
И жгучий луч сошел, и стало пеплом
Все, чем я был, — как в завершенье песни,
Когда мелькнет и канет в небе тенью
Все, чем еще назначено мне стать.
На этом я отринул свой рассудок
(О, как напрасен он и как несносен!)
И сеть метафизических словес
Усильем Воли сбросил, и, с улыбкой
Окинув взором темный лабиринт,
Где строит ковы древний змей безумья,
Пустился в путь неторною тропою —
И стал я как дитя во тьме ущелий,
Во мгле теснин катайских², на обрывах,
Над реками, которым нет названья,
Струящимися в призрачные дали;
Сменялись в небе луны, провожая
Меня бесстрастным оком; дни за днями,
В палящий зной и ледяную стужу,
В тропических лесах, в снегах тартарских,
В морях архипелагов изумрудных
Скитался я и сам того не ведал,
Что я уже ведoм премудрой дланью.
В рассветный час и в полдень, на закате
И в час ночной, отшельник одинокий,
Взывал к Нему я преданно и кротко,
Как дождевая капля — к океану.
И вот пришел я в некий парк старинный,
Где травы под ногами пламенели
От пляски фей; и здесь, объят любовью,
Я был восхищен прочь, превыше жизни
И всех ее приливов и отливов.
И возгорелся нестерпимым блеском —
Во мне и вне — весь образ мирозданья,
Как светлый лабиринт любви и жизни;
И, словно чьей-то исполинской воле —
Моей иль не моей — повиновавшись,
Вострепетало всё… И разом свет
Погас в ночи бессмертной: всё исчезло
Перед отверстым Оком Властелина.
И как о том поведать? 

Олимп:
О, Учитель!
Неужто рухнул мир?

Марсий:
Во храме пусто,
Святилище лишилось божества!
Но вместе с ним исчез покров иллюзий;
Узри же то, что есть!

Олимп:
Волною дивной
Мне слух омыли царственные звуки!

Марсий:
То ангельские хоры возвещают
О новом Брате Солнца, что дерзнул —
И одолел великую Завесу!

Олимп:
Теперь я слышу крик огромной птицы
И сквозь него — раскаты громовые…

Марсий:
То отзвук сокрушительного слова,
Вселенную разбившего на части.

Олимп:
Твой стан вознесся до небес, Учитель!

Марсий:
Воистину; но то уже не я.
Адепта больше нет — растаял призрак,
Исторгнутый из зева черной бури.
То, что ты видишь, — это некто новый.

* * *

Марсий:

Есть семь ключей от тех великих врат:
В едином — восемь, и один — в восьми.
Во-первых, тело приведи в покой,
И пусть оно, как труп, оцепенеет
В пеленах воли: тем исторгнешь вон
Зачатки суеты, что ум тревожат.
Вослед тому дыханье усмири,
Дыши свободно, медленно и мерно,
Доколе не сольешься воедино
С великим морем в забытьи блаженства.
Затем — живи спокойной, чистой жизнью,
Размеренной, как пальмы колыханье.
В-четвертых, волю к жизни укрепи
В одной любви к тому, что Совершенно.
Божественно свободная от чувства,
Пускай себя же наблюдает мысль:
Вот пятый ключ. От часа к часу строже
Следи за каждым помыслом в сознанье!
Суров и напряжен, смотри в себя,
Всё до последней части разлагая!
В-шестых, избрав из мыслей лишь одну,
Укрой ее от дуновений ветра,
И пусть горит огнем неколебимым,
Всего тебя сжигая без остатка!
В-седьмых, уйми блаженство, продлевая
Соитье с созерцаемою мыслью;
И если кто дерзнет тебя отвлечь,
Будь он сам Бог, — убей без снисхожденья!
Все семь сведи в единое — и вот:
Полночный цвет перед тобой цветет!
Вот миг единства. Но и в нем, о сын мой,
Беги от проявлений: прозревай
Глубинный, темный корень всех экстазов,
Отринув имя, форму, внешний блеск
Самой награды, ныне обретенной,
Пронзи ее до сердца! И на том
Тебя оставлю. Ты теперь Учитель.
Я чту твой свет, разлитый во вселенной,
О славный Брат Серебряной Звезды!

* * *

Марсий:

Постигни царский путь, ведущий к свету!
Освободись от рока своего,
Затворник пылкий! С превеликим тщаньем
Устрой себе приют в священной роще,
На берегу реки неторопливой,
Чьи воды не встревожит летний ливень;
Укройся средь корней переплетенных,
Под сенью древ, трепещущих листвою
От дуновенья утренней прохлады;
Где зеленеют ласковые травы
И папоротник дремлет между ними
На ложе мха; где плещутся кувшинки
В недвижных водах спящего затона;
Где в вечном и безветренном покое
В ветвях блуждают солнечные блики
И не расслышать пенье птиц небесных
За неумолчным шумом водопада.
Так обретешь достойную оправу
Резному самоцвету божества,
Срединному огню, что пламенеет,
Как Истина, в глубинах изумруда!
Как ночь сгустится, выходи на берег
И смело правь свой челн берестяной
На середину тихого потока,
Где зыбь не потревожит легкой лодки;
И там, в полночный час, сзывая духов
Ударом колокольчика златого,
Произноси такое заклинанье:
«О ангел, ангел мой, сойди ко мне!» —
А после лазуритовым жезлом
Черти перед собою Знак Искусства.
И, может статься, сквозь глухую тьму
К тебе и впрямь приблизится твой ангел,
И ты услышишь слабый шелест крыльев
И узришь блеск двенадцати каменьев,
Что на груди его горят, как звезды,
И диадему звездного мерцанья,
Его чело обвившую, и Око,
Тебя насквозь пронзающее властно;
И ты замрешь, восхищенный любовью,
Внимая звукам голоса святого:
Влюбленному Возлюбленный ответит,
И в глупом пустословии моем
Не станет нужды.

Олимп:

О, как я пылаю
Священным нетерпеньем! Эти речи
Столь сладостны, что с ними по сравненью
Все прочие — как кислое вино.

Марсий:

Для каждого цветка — своя пчела.
Пред Ним хамелеоновою чашей
Возляг — и изопьет Он твой нектар! <…>
Ах, мальчик мой, все горние престолы
И все венцы — в святилище любви.
В Его тепле и тайне сокровенной
Есть чаша совершенного вина:
Оно единой каплею врачует
Все горести, терзающие душу.
Где я о том прочел? В крылатом свитке,
Который принесла мне дочерь джинна;
И с той поры мне ведомо заклятье,
Дающее познать Царя Царей.
О ангел мой! Тебя зову я ныне!
Склони ко мне чело во звездной славе,
Орлиными крылами осеняя
Шатер любви, где мы сомкнем объятья!..
О, легионы горние, восстаньте
С сапфировых престолов звездной ночи!
Смотри, о сын мой: возгорелось небо,
И на востоке плещет орифламма
Грядущих воинств, что Ему покорны
И шествуют пред Ним могучим строем,
Непобедимой ратью паладинов:
Возносятся пылающие дроты,
Сияют златом огненные шлемы.
Иные сонмы светочей небесных —
О гроздья звезд, о россыпи каменьев! —
Блистающими шлейфами струятся
За взмахами Его лазурных крыльев.
О, Ты подобен Соколу Златому,
Проявленному в ликах несчислимых:
Весь небосклон, объятый пламенами, —
Твоих обличий дивное зерцало!
На ризы и венец Твой драгоценный
Кометами слетают звезды ночи;
Как птица ночи в лунном оперенье,
Колеблемом великими ветрами,
Весь свет небес влечешь Ты за собою —
И гаснет небо пред Твоим сияньем,
Вскипающим безудержной волною;
Ты шествуешь, облекшись в сферы мира! —
Таким Тебя познал я, о Любимый.
Твои уста прильнули поцелуем
К самой душе моей — и все исчезло
В безбрежном звездном вихре, уносящем
Меня от жизни прочь, за край вселенной.
Я таю икрой в сокровенном свете
Эона Твоего!..

Олимп:

О слава! Слава!
Сиянье за незримою завесой!
Я причастился твоему блаженству.