Liber LXXI (Книга 71)

Голос безмолвия
Семь врат
Два пути
Трактат Елены Петровны Блаватской (8=3)
с комментариями Брата О.М. (7=4)
Отрывки из «Книги золотых правил»[1]

Предуведомление

Твори свою волю: таков да будет весь закон

Написать книгу подобного рода не так уж трудно, если ты достиг необходимой степени посвящения и обладаешь даром художественной выразительности. Но комментировать такую Книгу адски тяжело. Основная причина — в том, что каждое утверждение в ней становится поочередно то истинным, то ложным по мере того, как ты продвигаешься по Пути Мудрецов. В итоге постоянно возникает вопрос: для какой же степени предназначена эта Книга? Приведем один простой и конкретный пример: в третьей части этого трактата утверждается, что Перемены суть великий враг. Прекрасно; так оно и есть, если подразумевается, что человек должен держаться до конца за дело, которое начал.  Но в другом смысле Перемены суть Великий Друг. Как было превосходно показано самим Великим Зверем в «Книге Алеф», Любовь есть закон, а Любовь — это, по определению, Перемены. Итак, не имея возможности составить отдельное толкование для каждой степени, комментатор завяз в такой трясине затруднений, по сравнению с которой болота Фландрии покажутся начищенным до блеска гранитом. Он сделал все, на что хватило его скудных сил, и предоставляет каждому читателю в меру своего разумения брать из этой книги то, что потребуется ему лично. В особенности это касается самого текста трактата, ибо заключенные в нем мысли изложены так непоследовательно, что невольно задаешься вопросом, уж не перевоплотилась ли в мадам Блаватской та женщина, страдавшая кровотечением, о которой, надо полагать, помнят читатели евангелий[2]. Удивительно и прискорбно наблюдать за тем, как лану[3] с упорством, достойным бурбона, цепляется за свою исходную точку зрения, что бы с ним ни приключалось, — парит ли он в горних высях подобно китайскому дракону или проплывает во славе через бесчисленные врата высших посвящений. Он на каждом шагу избавляется от иллюзий, но, подобно придворным его высокопреосвященства архиепископа Реймского, проклявшего воришку, не становится ни беднее, ни богаче ни на грош[4].

Пожалуй, лучше всего будет с самого начала принять, что этот трактат написан для совершенно зеленого новичка, но сказанное между строк обращено к более опытному мистику. Для сноба, чтущего махатм, это послужит оправданием многих мнимых банальностей и общей незрелости подхода. Разумеется, задача комментатора — выявлять те самые тонкости, которые не обязан замечать новичок. Комментатор покажет, что всякое таинство проявляется на многих уровнях, а каждый читатель вынесет из этого для себя ровно столько, сколько сумеет. 

В то же время, комментатор приложил немало усилий к тому, чтобы выкорчевать из мозгов вышеупомянутого новичка кое-какие сорняки, которые мадам Блаватская, по-видимому, готова была оставить плодиться и размножаться до Судного дня. Но Судный день уже пришел и миновал, ибо с тех пор, как она написала эту Книгу, успел начаться Новый эон, Слово которого — «Твори свою волю!»  Время пришло: Chautauqua est delenda[5].

Любовь есть закон, любовь в согласии с волей.

Отрывок I

Голос безмолвия[6]

1. Эти наставления — для несведущих об опасностях низших иддхи (магических способностей).

Твори свою волю: таков да будет весь Закон. Важно лишь двигаться по своей орбите — и не довольствуйся чем-то меньшим.

Какие бы иддхи у тебя не проявились, отвергай их все. Во-первых, потому, что это пустая трата сил, которые следовало бы сосредоточить на дальнейшем продвижении, а во-вторых, потому, что во многих случаях иддхи слишком соблазнительны и заставляют неосторожного забыть об истинной цели его трудов.

Ученик должен быть готов к тончайшим искушениям: как о том говорят священные писания христиан — на языке причудливом, но зачастую поучительном, — дьявол может представать в обличье ангела света.

Настоящие комментарии необходимо с самого начала предварить своего рода оговоркой. Читатель должен иметь в виду, что ему предстоит переплыть очень глубокие воды. В частности, комментатор принимает как данность, что ученик уже знаком по меньшей мере с азами мистицизма. Правда, от читателя не ожидается, что ему известны опасности, связанные с низшими иддхи, но ведь на свете (и даже в Бостоне) полным-полно людей, которые вообще слыхом не слыхивали ни о каких иддхи, будь то низших или высших. Тем не менее, тот, кто прилежно изучил «Книгу Четыре» Брата Perdurabo[7], без особого труда смогут составить общее представление о содержании комментируемой Книги. И все же чересчур рьяный оптимизм со стороны такого прилежного читателя был бы, мягко говоря, опрометчив. Ибо следует понимать, что сколько-нибудь внятной и последовательной космогонии в настоящем трактате не содержится. Злополучный лану пребывает в шкуре капитана корабля, которого снабдили самыми подробными инструкциями по мореходству, но оставили без единого намека на порт назначения и, более того, без карты самого океана. Соответственно, атмосфера трактата напоминает «Чайльд-Роланда, подъехавшего к Темной башне»[8]: своим очарованием эта поэма Браунинга во многом обязана именно тому, что читателю не сообщается ни кто такой Чайльд-Роланд, ни зачем ему понадобилось ехать к Темной башне, ни что он ожидает найти, когда войдет внутрь. Перед нами лишь искусно сотканное полотно, разукрашенное великанами, чудовищами и горбунами, — но ни единого признака того, что автор склоняется к жанру путеводителя. И это, естественно, вывело бы из себя любого, кто вознамерился бы добраться до этой башни сам. Припоминаю, как я страдал над этой поэмой в детстве. Был бы Браунинг жив, я бы, наверное, разыскал его, — так серьезно я воспринял этот рыцарский поход. Так вот, в точно таком же затруднительном положении находится и читатель Блаватской. По счастью, и здесь на помощь приходит третья часть «Книги Четыре»[9], в которой представлен приблизительный очерк мироздания в том виде, в каком его представляют Сведущие; поэтому регулярное и вдумчивое изучение упомянутой книги и сопутствующих томов, перечисленных в «Учебной программе АА»[10], дополненное упорной настойчивостью в личных практических исследованиях, превратит «Голос безмолвия» в ценное руководство для тех, кто желает избавиться от бремени более коварных недоразумений, тяготящих Веки Искателя. 

2. Кто захочет услышать голос нады, «Беззвучный Звук», и понять его, тот должен научиться природе дхараны.

Голос нады новичок услышит очень скоро, особенно если будет усердно практиковать пранаяму (управление силой дыхания). Поначалу он подобен рокоту дальнего прибоя, а для того, кто накопил больше опыта, становится похож на переливы бесчисленных соловьев; но этот звук — лишь предвестие или, так сказать, завеса, скрывающая более отчетливые и членораздельные звуки, которые придут позже. Это слуховое соответствие того темного покрова, который мы видим, закрывая глаза, — хотя в данном случае для того, чтобы услышать хоть что-то, необходима некоторая практика. 

3. Достигнув безразличия к объектам восприятия, ученик должен найти раджу (царя) чувств, Творца мысли, того (sic!), который пробуждает иллюзии.

Под «безразличием» здесь подразумевается «способность отгородиться». Упомянутый «раджа» пребывает в той точке, где зарождается всякая мысль. В конечном счете он — не кто иной, как Сын Майи, великий Маг, описанный в видении 3-го Эфира[11]. Ученику следует иметь в виду, что на раннем этапе медитаций все его мысли будут пребывать под влиянием гуны тамас — принципа инертности и тьмы. Уничтожив все это, он попадет во власть совершенно иного рода мыслей, относящихся к гуне раджас, и так далее. На еще более высокой ступени простая и обычная мысль, которой новичок не придает никакого значения, превращается для Ученика в великий и ужасный источник скверны, и чем выше он поднимается, тем сильнее становится это чувство — до определенной точки. Новичок может подумать: «Сейчас десять часов», — и отбросить эту мысль. А в уме адепта эта же мысль мгновенно вызовет все возможные соответствия, все прошлые его размышления о природе времени и прочие случайные ассоциации, такие, например, как лекция мистера Уистлера[12]. Если он продвинулся достаточно далеко, то все эти мысли, сотнями и тысячами проистекающие из одной, снова сольются в одну, итоговую, и Ученик достигнет самадхи с той изначальной мыслью, а это — ужасное препятствие на пути его продвижения.

4. Ум есть великий убийца Реального.

Под умом здесь следует понимать все явления, связанные с мыслью, включая даже самадхи. Любое явление имеет свои причины и порождает следствия, а все причины и следствия по природе своей ниже Реального. Под Реальным же здесь подразумевается нирванадхату[13].

5. Ученик должен одолеть убийцу.

Вывод из стиха 4. Истолковать эти два стиха можно в простейшем смысле. Разумеется, даже перед начинающим стоит задача подавлять работу и все проявления ума, но только на достаточно высокой ступени Ученик осознаёт, что представляет собой ум на самом деле.

6. Ибо — когда собственная форма станет для него нереальной, как все образы его сновидений… 

Такой результат достигается довольно рано. Сосредоточение на любом предмете достаточно скоро приводит к неожиданному и потрясающему осознанию, что этот предмет нереален. Возможно, причина в том, что существование всякого предмета, выражаясь философским языком, относительно. 

7.  …когда он перестанет слышать множество, тогда он различит Единое, внутренний звук, убивающий внешний.

Под «множеством» здесь подразумеваются, во-первых, внешние шумы, а во-вторых, звуки, идущие изнутри, — например, шум крови в ушах или, на более позднем этапе, мистические звуки, описанные в стихе 40.

8. Лишь тогда — не ранее — оставит он область асата, ложного, чтобы войти в царство сата, истинного. 

«Сат, истинное» — это состояние, предшествующее вышеупомянутому «Реальному». Само по себе Сат — иллюзия. Некоторые школы философии ставят выше него Асат — Небытие, соотносящееся с Шивадаршаной так же, как Сат — с Атмадаршаной. Нирвана выше их обоих. 

9. Прежде чем душа увидит, должна быть достигнута гармония внутри, а телесные очи — стать слепы для всякой иллюзии.

Под «гармонией внутри» понимает такое состояние, в котором ни объекты чувственного восприятия, ни физиологические ощущения, ни эмоции не могут нарушить сосредоточения мысли.

10. Прежде чем душа услышит, образ (человек) должен стать равно глухим как к рыкам, так и к шептаниям, как к крикам ревущих слонов, так и к серебристому жужжанию золотого светляка.

В самом тексте образ истолкован как «человек», но вернее было бы понять его как сознание человека, ибо, в зависимости от того, к какой школе философии принадлежит Ученик, сознание мыслится либо как отражение Не-Я, либо как порождение Не-Я.

11. Прежде чем душа сможет разуметь и вспоминать, она должна так же соединиться с Молчаливым Оратором, как соединен был с умом ваятеля тот образ, по которому формовалась глина.

Любой объект чувственного восприятия рассматривается как отклонение от идеала. Подобно тому, как ни один из треугольников, существующих в физическом мире, будь он равносторонним, равнобедренным или разносторонним, не может считаться чистым треугольником, так и всякий предмет есть мертворожденный плод идеала. Сосредоточиваясь в ходе практики на избранном предмете, Ученик отвергает его внешний облик и достигает упомянутого идеала, который, разумеется, не имеет ничего общего со своими воплощениями — физическими объектами. Именно в этом смысле утверждается, что душа должна соединиться с Молчаливым Оратором. Выражение «Молчаливый Оратор» можно как символ с тем же значением, что и Логос, Адонаи или Неизреченное Имя.

12. Ибо тогда душа услышит и вспомнит.

Слово «слышит» напоминает о том, что слух считается чувством Духа, подобно тому как зрение — чувство Огня. Слово «вспомнит» можно истолковать как «обретет память». Память — это связь между атомами сознания, ибо каждое из последовательных состояний человеческого сознания есть самодостаточный феномен, не связанный со всеми прочими. Зеркало не знает ничего обо всех разнообразных людях, которые в него заглядывают. Оно лишь отражает их — по одному за раз. Но человеческий мозг — это не просто некая чувствительная пластинка: он обладает памятью, которая доводит до сознания любую необходимую картину. Это свойство присуще не только обычному человеку, но и адепту со всем его опытом. (И в этом — еще одна причина, по которой ему следует отождествлять себя с другими.)

13. И тогда к внутреннему слуху обратится ГОЛОС БЕЗМОЛВИЯ и скажет:

То, что следует далее, надо понимать как поэтическую вольность, ибо «Голос Безмолвия», разумеется, невозможно передать словами. Нижеследующее — это лишь общая суть его изречения о Пути.

14. Если твоя душа улыбается, купаясь в солнечном сиянии твоей жизни, если она поет внутри своей оболочки из плоти и материи; если она рыдает в своём замке иллюзий; если она силится оборвать серебряную нить, соединяющею её с Учителем, — знай, ученик, твоя душа — земная.

Этот стих призывает Ученика относиться равнодушно ко всему, кроме своего продвижения по Пути. Но подразумевается отнюдь не равнодушие человека к окружающим его предметам, как зачастую — недостойно и греховно — толкуется подобный призыв. Речь идет о своего рода внутреннем равнодушии. Следует наслаждаться всем в полной мере, но всегда памятуя о том, что исчезновение вещи, которой ты наслаждаешься, не должно вызывать сожалений. Новичку это трудно, и во многих случаях ему приходится отказываться от удовольствий, чтобы доказать себе, что он к ним равнодушен. Проделывать нечто подобное время от времени рекомендуется  даже некоторым адептам. Разумеется, в периоды сосредоточения как такового не остается времени ни на что, кроме самой этой работы; но тот, кто возводит даже самую мягкую форму аскетизма в закон своей жизни, совершает грубейшую из всех ошибок, за исключением, пожалуй, одной, еще более грубой, — признания аскетизма за добродетель. Последнее ошибка неизбежно влечет за собой духовную гордыню, а духовная гордыни — главное отличительное свойство братьев Пути Левой руки.

Слово «аскет» происходит от древнегреческого askeo — «искусно выделывать, украшать, упражнять, тренировать». Латинское ars, «искусство», восходит к этому же слову. Таким образом, лучшим его переводом стало бы слово «художник» в своем наивысшем значении — как «мастер, творящий искусство»; и только под влиянием пуританской скверны слово «аскет» утратило свой возвышенный смысл.

15. Если к суматохе мира распускающаяся душа твоя прислушивается; если она откликается на гремящий голос великой иллюзии, будучи устрашена видом горючих слез боли, если, оглушенная воплями бедствий, она подобно пугливой черепахе отступает под панцирь своей самости, узнай, ученик: твоя душа — недостойное вместилище своего безмолвного бога.

В этом стихе речь идет о препятствии, возникающем на более высокой ступени. Здесь Ученику снова напоминают о том, как опасно замыкаться в своем собственном мире. Святость достигается не путем исключения всего, что не относится к Я, но путем включения Не-Я в сферу Я. Любовь есть закон, любовь в согласии с волей. 

16. Когда, став сильнее, твоя душа выступит из своего безопасного убежища и, вырвавшись из защищавшего ее ковчега, протянет свою серебряную нить и устремится вперёд; то если, узрев свое отражение на волнах пространства, она шепнет: «это я», — узнай, ученик, что душа твоя захвачена в паутину заблуждения.

Это наставление предназначено для еще более высокой ступени, но все еще связано с вопросом о Я и Не-Я. Описанное здесь явление — это, по всей вероятности, Атмадаршана, которая тоже иллюзорна, ибо не свободна от иллюзии личности: несмотря на то, что Эго растворяется во Вселенной, а Вселенная — в Эго, здесь сохраняется отчетливая, хотя и чрезвычайно тонкая склонность принимать совокупность этого опыта за Эго.

Последние три стиха можно истолковать и в гораздо более простом смысле: стих 14 — как слепоту к первой благородной истине, согласно которой все сущее есть страдание, стих 15 — как трусливую попытку избежать страдания путем затворничества, а стих 16 — как ошибочное отождествление астрала с истиной-Сат.

17. Ученик, эта земля — чертог печали, где по всему пути тяжких испытаний расставлены западни, чтобы изловить твое Я заблуждением, именуемым "великой ересью" аттавады.

Дальнейшее развитие предыдущих тезисов. 

18. Эта земля, о несведущий ученик, лишь печальное преддверие, ведущее в сумерки, за которыми расстилается долина истинного света, того света, что неугасим никакими бурями, что горит без фитиля или масла.

Под «сумерками» здесь снова может подразумеваться Атмадаршана. Заключительные слова заимствованы у Элифаса Леви, который, надо полагать, не был древним тибетцем[14].

19. Говорит Великий Закон: «Чтобы познать Все-Я, ты должен познать свое я, отдать свое Я — Не Я, Бытие — Небытию, и тогда сможешь обрести покой между крылами Великой Птицы. Воистину сладостен отдых в крылах того, что не рождается, не умирает, что есть АУМ на протяжении бесконечных веков.

Слово «отдать» может быть истолковано как «уступить» в более тонком или квазимазохистском эротическом смысле, но не на физическом, а на высшем плане. В нижеследующем отрывке из «Великого Закона» объясняется, что эта самоотдача — не начало, а конец Пути:

55. А затем — да взойдет Завершенье! Долго ты спал, о великий бог Термин! Много столетий прождал ты на рубеже города и дорог. Пробудись! Конец ожиданью!

56. Нет, Господи! Это я пришел к Тебе. Это я наконец-то жду.

57. Пророк крикнул горе: «Иди сюда, я буду говорить с тобою!»

58. Гора не сдвинулась с места. Тогда пророк сам пошел к горе и говорил с нею. Но утомились ноги пророка, и гора его не услышала.

59. Я взывал к Тебе, и шел к Тебе, но всё вотще.

60. Я терпеливо ждал, но Ты был со мной от начала.

61. Теперь-то я это знаю, любимый мой; и мы возлежим среди лоз в покое и неге.

62. Но таковы уж пророки твои: как им не вопиять и не терзать себя бичами, как не переходить неторных пустынь и не переплывать океанов бескрайних? Ждать Тебя — завершенье, а не начало[15]  

Слово «АУМ» здесь употреблено как символ Вечного. А — начало звука, У — его середина, а М — конец; вместе они составляют единое слово Троицы, указывающее, что Реальность имеет тройственную природу: Рождение, Жизнь и Смерть существуют в ней одновременно, а не последовательно. Лучше прочих это поймут те, кто достигал таких трансовых состояний, в которых «время» исчезало. 

20. Оседлай Птицу Жизни, если хочешь познать.

Слово «познать» здесь употреблено в узком терминологическом смысле. Авидья, невежество, — это не просто первая из оков: оно включает в себя все остальные оковы.

Что до этой Великой Птицы, Лебедя-АУМ, то сравните вышесказанное со следующими стихами из «Великого Закона», «Liber LXV», II:17—25:

17. И снизошел на меня Святой, и узрел я белого лебедя, парящего в синеве.

18. Я восседал между крыльев его, и так миновали эоны. 

19. И лебедь летел, то камнем падая вниз, то взмывая; но двигались мы без цели.

20. Полоумный мальчишка, сидевший рядом со мною, спросил у лебедя:

21. «Кто ты, и почему ты паришь, и летишь, и падаешь вниз, и взмываешь ввысь в пустоте? Посмотри, сколько эонов минуло! откуда пришел ты? Куда ты идешь?»

22. Я, рассмеявшись, ответил ему с укором: «Ниоткуда! Никуда!»

23. Тогда спросил он (ибо лебедь хранил молчание): «В чем же смысл этого вечного странствия, если цели нет?»

24. И прильнул я головою к Голове Лебедя и ответил, смеясь: «Не радость ли неизреченная — в этом бесцельном полете? Не усталость ли с нетерпеньем — для тех, кто стремится к цели?»

25. Лебедь же по-прежнему молчал. Но — ах! мы парили в Бездне без границ. Радость! Радость! О белый лебедь, на крыльях своих вечно неси меня ввысь!

21. Отдай свою жизнь, если хочешь жить.

Этот стих можно сопоставить со схожими утверждениями из евангелий, книги «Видение и Голос» и Книг Телемы. Он не имеет никакого отношения к аскетизму в общеупотребительном смысле этого слова. Самое ясное толкование этой фразы дается в видении 12-го Эфира.

22. Три чертога, о усталый путник, предстоит пройти тебе до конца трудов. Три чертога, о победитель Мары, проведут тебя через три состояния в четвертое, а оттуда в семь миров, в миры Вечного Покоя.

Если бы это был аутентичный текст, я бы предположил, что под этими тремя состояниями подразумеваются сротапанна и т.д., а под четвертым — состояние архата, о котором читатель может справиться в эссе «Наука и буддизм» и в других подобных трактатах[16]. Но этот текст лучше «аутентичного»: подобно «Химической свадьбе Христиана Розенкрейца», это мистификация, вышедшая из-под пера великого адепта. Поэтому настаивать на своей интерпретации я не могу, тем более что «семь миров» не имеют никакого отношения к буддизму.

23. Если захочешь узнать их названия, слушай и запоминай. Имя первого чертога — Неведение, авидья. Это — тот чертог, в котором ты увидел свет, в котором живешь и умрешь.

Эти три чертога соответствуют трем гунам: невежество — тамасу, познание — раджасу, мудрость — саттве.

Кроме того, невежество соответствует Малкут и Нефеш (животной душе), познание — Тиферет и Руаху (разуму), а мудрость — Бине и Нешаме (устремлению или божественному уму).

24. Имя второго — чертог Познания. В нем душа твоя найдет расцветание жизни, но под каждым цветком свернулась змея.

Этот чертог гораздо обширнее того, что обычно подразумевают под астральным миром. Он определенно включает в себя все состояния вплоть до дхьяны. Ученику не следует забывать, что все «награды», которые он обретает в процессе познания, мгновенно преображаются в искушения.

25. Имя третьего чертога — Мудрость; за ним расстилаются безбрежные воды Акшара, нерушимый родник Всеведения.

Акшара — то же самое, что и Великое Море в каббале. Чтобы узнать об этом Великом Море больше, читателю следует обратиться к журналу «Эквинокс».

26. Если захочешь пройти первый чертог безопасно, не позволяй своему уму принимать огни вожделения, горящие в нем, за солнечный свет жизни.

В наше время эта метафора несколько видоизменилась. Чертог невежества символизирует физическую жизнь. Обратите внимание на формулировку: «…не позволяй своему уму принимать огни вожделения…» и т.д. Можно греться у этих огней сколько угодно, при условии, что вы не обманываетесь относительно их сути.

27. Если хочешь безопасно перейти второй, не останавливайся, дабы вдохнуть в себя благоухание его опьяняющих цветов. Если хочешь освободить себя от цепей кармы, не ищи себе гуру в этих майявических областях.

В этом стихе преподается схожий урок. Не принимайте свои первые опыты тонкого восприятия за окончательную истину. Не превращайтесь в раба собственных достижений.

28. Мудрые не задерживаются на игрище чувств.

Подтверждение того же урока. Мудрые не задерживаются — иными словами, не допускают, чтобы удовольствие стало помехой делу.

29.  Мудрые не внимают сладкозвучным голосам иллюзий.

Именно «не внимают». Они могут слушать эти голоса, но не обязаны придавать им важное значение.

30. Ищи того, кто даст тебе рождение, в чертоге Мудрости, который находится за пределами, где неведомы тени, где свет истины сияет в неугасимой славе.

По-видимому, это означает, что лишь тот гуру достоин доверия, который достиг степени Мастера Храма. О достижениях этой степени см. приложение к журналу «Эквинокс», т. 1, №5[17].

31. То, что несотворенное, живет в тебе, ученик, как оно обитает и в чертоге Мудрости. Если захочешь достичь его и сочетать эти два, ты должен совлечь с себя темные покровы иллюзии. Заглуши голос плоти, не позволяй чувственному образу становиться между светом Того и твоим светом, дабы эти два могли сочетаться в одно. Познав же свою собственную аджняну, беги из чертога Познания. Опасна его коварная красота, и нужен он только для твоего испытания. Опасайся, лану, чтобы душа твоя, ослепленная его обманчивым сиянием, не помедлила и не попалась во власть его призрачного света.

Здесь подводится итог предшествующих семи стихов. Речь идет о необходимости незыблемого устремления, и снова повторяется предупреждение ученику: награды за труды на этом пути принимать не дóлжно. Есть один способ медитации, по которому ученик уничтожает каждую мысль по мере ее возникновения, заявляя: «Это не то». Именно поэтому Брат P[erdurabo], перейдя во Второй орден, простирающийся от Йесод до Хесед[18], взял своим девизом [греческие] слова OU MH — «Нет, определенно нет!»

32. Этот свет исходит из драгоценного венца великого соблазнителя, Мары. Чувства, очарованные им, ослепляют ум, приводя беспечного к крушению.

Я склоняюсь к мысли, что собственные примечания Блаватской по большей части написаны для отвода глаз. «Свет», о котором здесь идет речь, — в действительности условное понятие. Чтобы относиться к Маре так же, как христиан отнесся бы к человеку, предложившему ему сигарету, нужно быть слишком узколобым. Наивысшее и ослепительное сияние упомянутой драгоценности — это великое видение Света. Это свет, исходящий из преддверия нирвана, а сам Мара — не кто иной, как «страж порога». Называть его «злом» в каком бы то ни было общеупотребительном смысле слова — чистая нелепость. Это меч обоюдоострый, тот пламенный меч обращающийся, что охраняет врата Древа Жизни[19]. А с ним, в свою очередь, связана тайна еще более глубокая, разглашать которую здесь было бы неуместно.

33. Мотылек, привлеченный мерцанием твоей ночной лампы, обречен погибнуть в вязком масле. Беспечная душа, которой не удается побороть издевающегося демона иллюзии, вернется на землю рабою Мары.

Тот, кто не сможет отринуть награды, возвращается на землю. Соблазн заключается в том, чтобы счесть себя достигшим всего и перестать работать.

34. Взирай на сонмы душ. Наблюдай, как они мечутся над бурным морем человеческой жизни, как обессиленные, истекающие кровью, со сломанными крыльями, они падают одна за другой во вздымающиеся волны. Бросаемые свирепыми ветрами, гонимые бурей, они дрейфуют и исчезают в первом же большом водовороте.

В этой метафоре содержится предостережение: даже если душа терпит неудачу в своих устремлениях, отождествлять ее с человеческой жизнью нельзя.

35. Если через чертог Мудрости ты захочешь достичь Долины Блаженства, замкни крепко свои чувства, дабы не проникла в них губящая ересь разобщения, которая отделяет тебя от остального.

На первый взгляд может показаться, что здесь утверждается, будто упомянутая ересь все еще возможна даже в чертоге Мудрости.  Но это не так. Ученика побуждают найти и уничтожить свое Эго еще в самом начале пути.

36. Не дозволяй своему «Рожденному в Небесах», погруженному в волны майи, отрываться от Вселенской Родительницы, Души, позволь огненной силе отступить в сокровеннейший покой твоего сердца, в обитель Матери Мира.

Здесь получает развитие мысль, выраженная в стихе 35. «Рожденный в Небесах» — это человеческое сознание. Покой сердца — это лотос анахаты. Обитель Матери Мира — лотос муладхары. Но в этом стихе заключен и другой, сугубо практический смысл: здесь описывается особый способ медитации — способ окончательный и чересчур сложный для новичка. (Впрочем обо всем этом см. «Эквинокс».)

37. И тогда эта сила из сердца поднимется в шестую, среднюю область, между твоих глаз, где станет дыханием Единой Души, голосом наполняющим всё, голосом твоего Учителя.

В этом стихе говорится о сосредоточении кундалини в аджна-чакре. «Дыхание» — это то, что движется туда и обратно; под ним подразумевается соединение Шивы и Шакти в сахасраре (см. «Эквинокс»).

38. Тогда только сможешь ты стать «по небу идущим», тем, кто проходит по ветрам над волнами, и ступнями своими не касается вод.

Отчасти этот стих относится к особому иддхи, связанному с постижением дэвов (богов)  и т.д.; слово «ветер» здесь можно истолковать как «дух». Достичь этого состояния сравнительно легко, но и проку от него немного. Впрочем, «по небу ходящий» не в пример выше того, кто способен лишь читать в душах муравьев.

39. Прежде чем поставишь ногу на верхнюю ступень лестницы мистических звуков, ты должен услышать голос внутреннего Бога в семи различиях.

Здесь, как и во многих других местах, слово «семь» употреблено скорее в поэтическом, нежели в точном математическом смысле, ибо различий этих на самом деле гораздо больше. Кроме того, создается впечатление, что ученик обязан воспринять все семь различий, а это не так: кто-то услышит одни, кто-то — другие. А некоторые ученики и вовсе не ощутят никаких различий. Подобное может случиться с теми, кто победил все различия, и выкорчевал их, и, так сказать, «поджарил их семена» в предыдущих воплощениях.

40. Первый подобен сладостному голосу соловья, поющего прощальную песнь своей подруге.

Второй звучит, как серебряный кимвал дхьяни, пробуждающих мерцающие звезды.

Следующий подобен мелодической жалобе духа океана, плененного в своей раковине.

За ним следует пение вины.

Пятый звуком бамбуковой флейты врезается в твое ухо.

Затем он перейдет в трубный звук, вибрирующий подобно глухому раскату громовой тучи.

Седьмой поглотит все остальные звуки. Они умрут, и не будет более слышно их.

Воспринять первые четыре звука сравнительно не трудно, и многие могут слушать их по собственной воле. Расслышать последние три удается не в пример реже, и причина не только в том, что это гораздо труднее и свидетельствует о более высокой ступени достижения: защитная оболочка адепта становится настолько прочной, что эти звуки не могут сквозь нее пробиться. Последний из семи иногда воспринимается не как звук, а как содрогание земли. Это неописуемая смесь ужаса и восторга, пережив которую, адепт обычно лишается сил совершенно и становится слаб, как после приступа малярии; но если он упражнялся правильно, то припадки слабости скоро проходят, а польза от этого опыта такова, что после него адепта почти перестают донимать феномены меньшего масштаба. Может быть, именно об этом явлении идет речь в главах 16—18 Апокалипсиса.

41. Когда шесть убиты и сложены к ногам Учителя, тогда ученик сливается с ЕДИНЫМ, становится им, и живёт в нем.

В примечании [Блаватской] утверждается, что речь идет о шести началах, и если это так, то здесь тема резко меняется. «Убить» шесть начал — значит, отстраниться от них мысленно, отвергнуть их. Для достижения этого есть великолепный способ, предложенный Сабхапати Свами; в улучшенном виде он описан в «Liber HHH» (см. «Эквинокс», т. 1, №5, стр. 5, а также «Книгу Четыре», часть III, приложение VII[20].)

42. Прежде чем вступить на Путь, ты должен уничтожить свое лунное тело, очистить свое тело мысли и очистить свое сердце.

Лунное тело — это Нефеш, тело мысли — Руах. Сердце — Тиферет, средоточие Руаха.

43. Вечной жизни чистые воды, ясные и кристальные, с грязными потоками муссона, гонимыми бурным ветром, смешаться не могут.

Здесь мы снова возвращаемся к теме подавления мыслей. Чистые воды — это ум, пребывающий в покое, а потоки, гонимые ветром, — ум, наполненный мыслями.

44. Капли небесной росы, сверкающие в первых утренних лучах солнца внутри лотоса, упав на землю, становятся кусочками глины. Смотри — жемчужина теперь — пятно грязи.

Это не просто поэтический образ. Капли росы, сверкающие в лотосе, связаны с мантрой «Ом Мани Падме Хум», а то, о чем говорит этот стих в целом, известно лишь посвященным девятой степени О.Т.О.

45. Борись с нечистыми своими мыслями ранее, чем они одолеют тебя. Не щади их, как они не щадят тебя, ибо если уступишь ты им, и они укоренятся и начнут расти, знай верно: эти мысли одолеют и убьют тебя. Берегись, ученик, не допускай приближения даже тени их. Ведь она начнет расти, увеличиваться в размере и силе, и порождение мрака поглотит твое существо прежде, чем ты осознаешь присутствие этого темного чудовища.

И снова речь идет о подавлении мыслей. Стих 44 был помещен между стихами 43 и 45 в надежде внушить читателям, что он тематически связан именно с ними, поскольку тайна, заключенная в нем, настолько опасна, что ее надлежит оберегать всеми возможными способами. Подчас к ней даже могут привлекать внимание специально для того, чтобы читатель удовольствовался самым общим о ней представлением и не стал искать подробностей в других источниках.

46. Прежде чем «мистическая Сила» сможет сделать тебя богом, лану, ты должен приобрести способность по своей воле уничтожить лунную форму.

Теперь становится очевидно, что «уничтожить» или «убить» не означает «истребить раз и навсегда». Слово «способность» подразумевает некое повторяющее действие, и если вы можете неоднократно уничтожать что-либо по своей воле, то, значит, можете и возвращать это к жизни.

47. Я материи и Я духа не могут встретиться никогда. Одно из этой пары должно исчезнуть — нет места для обоих.

Это очень сложный стих — именно потому, что на первый взгляд он кажется очень простым. Здесь идет речь не только об учении адвайты, но и о духовном браке.

48. Прежде чем ум твой сможет понять, бутон личности должен быть разрушен, а червь чувства уничтожен без возврата к жизни.

В этом стихе также скрывается более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. Намеком на него служат слова «бутон» и «червь».

49. Ты не можешь идти по Пути, пока сам не стал этим Путем.

Ср. сцену из «Парсифаля», в которой не рыцарь входит в новый пейзаж, а сам пейзаж движется навстречу рыцарю. Однако здесь подразумевается еще и учение Дао, так что надеяться на понимание этого стиха может лишь опытный даос. (См. работу «Отшельник на острове Эзопа» в составе «Магической летописи Зверя 666», ожидающей публикации в третьем томе «Эквинокса».)

50. Да внимает душа твоя каждому крику страдания подобно тому, как лотос обращает сердце свое, чтобы упиться лучами утреннего солнца.

Не давай палящему солнцу осушить и единой слезы страдания, прежде чем ты сам не сотрешь ее с очей скорбящего.

Но пусть каждая жгучая слеза человеческая упадет на твое сердце и остается там, и даже не вытирай ее, пока причинившая ее боль не будет устранена.

Здесь рекомендуется никогда не забывать о том изначальном стимуле, который привел вас на Путь, — о «первой благородной истине»[21]. Теперь все сущее — «благо». Именно поэтому в стихе 53 говорится, что эти слезы — струи, орошающие поля бессмертного сострадания. (Слезы, между прочим! Вы только вдумайтесь!)

51. Эти слезы, о премилосердный сердцем, — струи, орошающие поля бессмертного сострадания. Лишь на такой почве расцветает полночный цветок Будды, который труднее найти и реже можно увидеть, чем цветок дерева вогай. Это — семя освобождения от перерождения. Оно уединяет архата и от распрей, и от вожделения, и ведет его через поля бытия к миру и блаженству, ведомому лишь в стране Безмолвия и Небытия.

Выражение «полночный цветок» связано с учением о Ночи Пана — состоянии, хорошо известном Мастерам Храма. Другое его название — «мак, что в сумерках цветет»»[22].. С этим «Сердцем Круга» связана секретнейшая магическая формула.

54. Убей желание, но убивая его, берегись, чтобы оно не воскресло вновь.

Под «желанием» во всех сколько-нибудь стоящих мистических трактатах подразумевается склонность. В масштабе вселенной желание проявляется в виде закона всемирного тяготения, закона химического сродства и так далее; и в этом формальном смысле слова желание, в сущности, есть первопричина всех явлений. «Полночный цветок» подразумевает своего рода монашеское отречение от всех желаний, распространяющееся на все планы. Но если под желанием понимается противоестественное влечение к идеалу, то его надлежит отличать от любви как естественного устремления.

55. Убей любовь к жизни, но если убиваешь танху[23], пусть это будет не из жажды вечной жизни, но дабы заменить преходящее вечным.

Здесь идет речь об одной конкретной форме желания. Эта фраза останется малопонятной для всех, кто не знаком с буддийской литературой. То «вечное», которое противопоставляется «преходящему», не имеет никакого отношения к жизни.

56. Не желай ничего. Не негодуй ни на карму, ни на неизменные законы природы, а борись лишь с личным, преходящим, мимолетным и смертным.

Выражение «не желай ничего»[24] следует толковать и в прямом смысле, и как «желай обрести ничто». Остальная часть стиха — это, в сущности, совет Ученику: трудись и ни на что не жалуйся.

57. Помогай природе и работай заодно с ней, и тогда природа признает в тебе одного из своих творцов и станет покорной.

Цель устремлений Ученика — превзойти Закон, но чтобы достичь этой цели, он должен действовать в соответствии с Законом.

Следует отметить, что весь этот трактат (и комментарий к нему — в особенности) обращен лишь к ученикам, пребывающим на определенных степенях посвящения. По этой причине он уступает таким книгам, как «Liber CXI, или Книга Алеф», но по этой же причине может оказаться более полезным для среднестатистического искателя истины.

58. И широко откроет перед тобой двери своих тайных сокровищниц, обнажит перед взорами твоими сокровища, заключенные в глубинах ее непорочной девственной груди. Не запятнанная прикосновением материи, она раскрывает свои сокровища только духовным очам, никогда не смыкающимся, для которых нет покровов на всех ее царствах.

Этот стих напоминает мне писания алхимиков, и понимать его следует так, как истолковали бы его лучшие из мастеров алхимического искусства.

59. Тогда она укажет тебе и средства, и направление, и первые врата, и вторые, и третьи — до самых седьмых. А там — цель, за которой лежит, купаясь в солнечных лучах света духа, несказанная Слава, невидимая иному взору, кроме ока души.

Эти «врата» описаны в третьем трактате. Слова «душа» и «дух» в высшей степени неоднозначны, и лучше относиться к ним как к фигурам речи, не имеющим терминологического значения.

60. Лишь одна стезя ведет на Путь; лишь на самом конце его может быть услышан Голос Безмолвия. Лестница, по которой поднимается соискатель, построена из ступеней страдания и боли; утешить их может лишь голос праведности. Горе же тебе, ученик, если ты не оставил порок, хотя бы один. Ибо тогда лестница подломится и низвергнет тебя, а подножие ее — в глубоком болоте твоих грехов и заблуждений, и прежде чем ты сможешь попытаться перейти эту широкую пропасть материи, ты должен омыть свои ноги в Водах Отречения. Будь осторожен, ты не должен ставить на нижнюю ступень ногу, которая еще в грязи. Горе тому, кто осмелится нечистыми ногами осквернить хотя бы единую ступень. Вонючая и липкая грязь затвердеет, приклеится к его стопам и пригвоздит его ноги на месте; и, подобно птице, пойманной в коварные силки птицелова, он будет удержан от дальнейшего продвижения. Пороки его примут образы и повлекут его вниз. Его грехи поднимут голоса свои подобно шакалам, хохочущим и рыдающим на закате солнца; мысли его станут ратью, которая захватит его и уведет плененным рабом.

Ученика предостерегают о том, как опасна нечистота изначального устремления. Под нечистотой здесь, как, впрочем, и везде, следует понимать беспорядочное смешение двух объектов вместо соединения их в гармоничное целое. Не ставьте перед собой несколько задач одновременно. Особенно это важно в деле устремления к высшему: если устремление оказывается в каком-то смысле нечистым, то это означает раскол воли, а неоднозначность воли — верный путь к провалу. Необходимо, однако, понимать, устремление постоянно меняется и развивается по мере продвижения к цели. Новичок еще не может заглянуть достаточно далеко, но постепенно поле его зрения расширяется. Вспомним, сколько новых звезд мы открыли, когда изобрели телескоп, и сколько новых открытий следует за каждым усовершенствованием оптической техники.

Во втором, более очевидном значении этот стих предписывает освоить яму и нияму, прежде чем переходить к более серьезным практикам, а в применении к реальной жизни это означает вот что: составьте себе как можно более подробный и точный график работы. Установите, сколько часов вы можете уделять практике каждый день с учетом всех обстоятельств вашей жизни. Все это не значит, что вы должны взращивать в себе неврозы и истерию, подавляя естественные инстинкты. Последние имеют полное право на существование на своем плане и причиняют вред лишь тогда, когда вторгаются на другие планы и подчиняют их своей власти.

61. Убей свои желания, лану, обессиль свои пороки ранее, чем предпримешь первый шаг серьезного путешествия.

Под «желаниями» и «пороками» подразумеваются те побуждения, которые, по вашему личному мнению, препятствуют работе. Для каждого человека набор таких «желаний» и «пороков» будет совершенно особым, и любая попытка выработать здесь общие правила чревата не просто путаницей, а кое-чем похуже.

62. Удуши свои грехи, сделай их навеки безгласными, прежде чем поднимешь ногу, чтобы взобраться на лестницу.

Это всего лишь повтор 61-го стиха в других выражениях. Но не забывайте: «Слово греха — Ограничение»; «Твори свою волю: таков да будет весь Закон».

63. Утихомирь свои мысли и держи все внимание на своем Учителе, которого ты еще не видишь, но которого уже предчувствуешь.

И вновь ученику предписывают усмирить мысли. В предыдущих двух стихах речь шла, скорее, об эмоциях — об этих великих болотах, в которых плодятся комары мыслей. Эмоции не приветствуются, поскольку они свидетельствуют о вторжении чувственных впечатлений или нравственных представлений на ментальный план.

64. Слей свои чувства в одно, если хочешь быть в безопасности от врага. Ведь лишь этим чувством, скрытым в пустоте твоего мозга, перед смутным взором твоей души открывается крутой путь, ведущий к твоему Учителю.

В этом стихе подразумевается практика медитации, схожая с той, что описана в «Liber DCCCXXXI»[25].

65.  Долог и утомителен путь перед тобой, о ученик. Единая мысль об оставленном прошлом потянет тебя вниз, и сызнова придется начинать тебе подъем.

Помни о жене Лота.

66. Убей в себе все воспоминания о прежних переживаниях. Не оглядывайся назад, иначе ты пропал.

Помни о жене Лота.

Если человек живет прошлым, это означает раскол воли. Тем нее менее, прошлый опыт надлежит встраивать в свою Пирамиду слой за слоем, по мере продвижения. Следует также отметить, что этот стих обращен лишь к тем, кто еще не примирил между собой прошлое, настоящее и будущее. Каждое воплощение — это Покров Исиды.

67. Не верь, что вожделение можно уничтожить, пока питаешь и удовлетворяешь его: ведь это — отвратительная ложь, внушаемая Марой. Это питанием порок ширится и разрастается в силу, как червь, тучнеющий в сердце цветка.

Этот стих нельзя толковать в буквальном смысле. Голод не превозможешь постом. Все потребности, диктуемые земной жизнью, надлежит подчинить своей воле, не подавляя их, но и не потворствуя им. Чтобы достичь своей цели, вы должны оставаться в хорошей физической и психической форме. Храните здравость ума. Аскетизм всегда возбуждает ум, а ученику, наоборот, следует добиваться внутреннего спокойствия. Но следует иметь в виду, что изначально слово «аскет» означало то же, что и «атлет», а свое современное значение приобрело лишь в результате искажений, привнесенных в практику сторонниками «дисциплины». Запреты, способные в некоторых случаях принести относительную пользу, были возведены в ранг общих правил. «Нарушение дисциплины» — не грех ни для кого, кроме того, кто «блюдет дисциплину». К тому же, не следует забывать, что мир состоит из созданий самого разного рода и уровня развития. Представьте себе вселенную, населенную одними архатами, — вот уж тоска зеленая! Одним словом, делу время — потехе час.

68. Роза должна снова стать бутоном от родного стебля, пока червь не съел ее сердцевину и не выпил ее жизненный сок.

Формулировка здесь неоднозначна и не вполне внятна, но имеется в виду, что важно исполнить Великую Работу вовремя, пока вы еще молоды и полны сил.

69. Золотое древо выпускает драгоценные бутоны прежде, чем ствол его увянет от бури.

Та же мысль, повторенная в более отчетливой формулировке.

70. Ученик должен вернуть утерянное им детское состояние, прежде чем первый звук коснется его уха.

Сравните это со словами так называемого «Христа»: «Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» и «Должно вам родиться свыше»[26]. Кроме того, здесь подразумевается преодоление стыда и чувства вины. Если Храм Святого Духа[27] мнится вам свинарником, то справлять в нем Мессу Грааля и впрямь непристойно. Поэтому очиститесь и освятитесь, и только тогда, о цари и жрецы пред Господом, сможете совершить Чудо Пресуществления.

И здесь же идет речь о Таинстве Гарпократа. Надлежит стать Бессознательным (по Юнгу), Фаллическим, или Божественным, Ребенком, Душой-Карликом[28].

71. Свет от Единого Учителя, неугасимый золотой свет Духа, бросает на ученика свои светозарные лучи с самого начала. Они пронизывают густые, темные облака материи.

Священный Ангел-Хранитель устремился к союзу с Учеником еще до того, как в душе последнего зародилось встречное устремление.

72. То здесь, то там лучи эти озаряют ее подобно искрам солнечного света, пронизывающего густые заросли джунглей. Но до тех пор, пока плоть не перестала желать, голова не остыла, а душа не стала твердой и чистой, как сверкающий алмаз, этот свет не проникнет в сокровенный покой твоей души, он не согреет сердца, и мистические звуки с высот акаши не достигнут твоего слуха, о ученик, как бы ревностно ты ни слушал на первой ступени.

Только от Ученика зависит, сможет ли он достичь единения со своим Ангелом. Ангел — всегда рядом. «Высоты акаши» — обитель Нуит.

73. Если не слышишь, не можешь видеть.

Если не видишь, не можешь слышать.

Видеть и слышать — вот вторая ступень.

. . . . . . . . . . . . . .

Непростой стих. Подразумевается, что для достижения второй ступени необходимо объединить качества огня и Духа. Судя по отточию, здесь пропущена (и пропущена сознательно) последняя строка, в которой, надо полагать, идет речь о третьей ступени. Проницательный читатель найдет описание этой третьей ступени в «Liber 831».

74. Когда ученик слышит и видит с закрытыми глазами и ушами, чувствует запах и вкус без участия носа и рта; когда четыре чувства сливаются и готовы перейти в пятое — чувство внутреннего осязания — тогда он перешел на четвертую ступень.

Практика, о которой идет речь в стихе 74, описана в большинстве книг по работе с таттвами. Когда практикующий прикрывает пальцами отверстия головы, чувства принимают новую форму.

75. А на пятой, о победитель своих мыслей, все они должны быть снова убиты без возврата к жизни.

Временного устранения помех недостаточно. Нужно отыскать и уничтожить их корни, чтобы они больше никогда не возникали вновь. Предварительное условие для этого — глубочайший психологический самоанализ. Но следует понимать, что все это — взаимодействие между Я и его вариациями, а не между Орудием и его вратами[29]. «Убить зрение» — вовсе не значит «вырвать себе глаза». Ошибки такого рода привнесли в понимание Пути больше изъянов, чем любые другие, и повлекли за собой бесчисленные несчастья.

76. Удерживай ум свой от всех внешних предметов, от всех видимостей. Удерживайся от внутренних образов, дабы не набросили они темные тени на Свет твоей души.

Здесь еще раз повторяется обычное наставление, но к нему добавляется указание на то, что наряду со внешним образом и идеальным образом объекта следует уничтожить и его внутренний образ, то есть саму реальность объекта.

77. Ты теперь в дхаране — ступени шестой.

О дхаране подробно рассказано в «Книге Четыре».

78. А когда перейдешь в седьмую, о счастливый, ты не будешь более зреть священное три, ибо сам стал этими тремя. Ты сам и твой ум уподобятся рядом пребывающим близнецам, а над ними загорится звезда — твоя цель исканий. Три, пребывающие в славе и невыразимом блаженстве, теряют свои имена в мире майи. Они стали одной звездой, огнём горящим, но не опаляющим, огнём, являющимся упадхи Пламени.

Приписывать какой-то смысл, помимо чисто поэтического, этому рассуждению о «священных трех», было бы ошибкой, но поясним, что под ними подразумеваются «я», «не-я» и то, что возникает вследствие их бракосочетания. Мистики придают особое значение треугольникам двух родов: равностороннему и тому, который известен Бывшим Досточтимым Мастерам вольного каменщичества. В последней фразе стиха речь идет о «семени» огня — Тузе Жезлов, Змеельве, Душе-Карлике, Крылатом Яйце и так далее.

79. Это то, о успешный йог, что люди именуют дхьяной, — верным предвестником самадхи.

Об этих состояниях вполне достаточно и гораздо лучше, чем здесь, рассказано в «Книге Четыре».

80. Отныне твое я потеряно в Я, погрузилось в То Я, из которого ты излучился.

В этом стихе дается намек на основополагающую философскую теорию вселенной. Полное и подобающее изложение этой теории вы найдете в «Liber CXI».

81. Где же твоя индивидуальность, о лану, и где сам лану? То — искра, исчезнувшая в пламени, капля в океане, вечно пребывающий луч, ставший всем и вечным сиянием.

Опять поэтические прикрасы — по большей части. Человек понимается всего лишь как конгломерат частей, собравшийся вокруг «Души-Карлика»; и вот теперь все эти части погружаются в последнюю. Ибо ТО, о котором идет речь, — это еще и ВСЕ СУЩЕЕ, Тело Нуит.

82. Отныне ты — и совершающий, и свидетель, и излучатель, и излучение, Свет в Звуке и Звук в Свете.

Здесь важно указание на мистическое состояние, в котором человек одновременно и вовлечен в деятельность, и отстранен от нее. Это то высшее состояние, о котором в «Бхагавад-гите» сказано: «Одной лишь частичкой Себя Я пронизываю и сохраняю всю вселенную»[30].

83. Пять препятствий ведомы тебе, о благословенный. Ты победил их, ты властелин и над шестым, ты носитель четырех видов Истины. Свет, на них ниспадающий, исходит из тебя самого, о ты, который был учеником, но теперь сам — Учитель.

Эти «пять препятствий» обычно толкуются как пять чувств. В этом случае понятие «властелин над шестым» приобретает глубочайшее значение. «Шестое чувство» — это родовой инстинкт, обычно проявляющийся в форме сексуальности; таким образом, это чувство следует понимать как рождение Индивидуального, или Сознательного Я в сфере «Души-Карлика», Безмолвного Ребенка, Гарпократа. О «четырех видах Истины», то есть о четырех благородных истинах, вполне достаточно сказано в моем эссе «Наука и буддизм».

84. Из четырех видов Истины:

Не прошел ли ты через познание страдания — истину первую?

85. Не победил ли ты властителя Мару в Цзи, вратах обретения — истины второй?

86. Не поборол ли ты в третьих Вратах грех и не достиг ли тем третьей Истины?

87. И не вступил ли ты на Дао, Путь, ведущий к познанию — Истине четвертой?

Из-за упоминания о «властителе Маре» вторая Истина смешивается здесь с третьей. На самом деле третья Истина — это лишь побочное следствие второй, а четвертая — руководство по утверждению третьей.

88. Пребывай же отныне под древом Бодхи, которое есть совершенство всякого познания, ибо знай: ты овладел самадхи — состоянием безупречного видения.

Это рассуждение о самадхи совершенно неуместно. На протяжении всего трактата индуистские идеи самым прискорбным образом смешиваются с буддийскими, и упоминание о четырех благородных истинах перед стихами 88 и 89 производит очень странное впечатление.

89. Взирай! Ты стал светом, ты стал звуком, ты сам — свой учитель и свой бог. Ты сам — предмет своего собственного искания: непрерывающийся Голос, который звучит на протяжении вечностей, не подлежащий перемене, греху недоступный, семь звуков в одном —

ГОЛОСЕ БЕЗМОЛВИЯ.

OM TAT SAT.

Это чистой воды словоблудие, за которым стоит некая эгоцентрическая метафизика.

Бросается в глаза, что весь трактат написан в типично западном стиле.

Отрывок II

Два пути

1. А ныне, о Учитель Сострадания, указывай путь другим. Взирай на тех, кто стучится и ожидает в темноте и неведении, дабы распахнулись перед ними двери, ведущие к Благому Закону!

Этот стих начинается с союза «а», как если бы им прямо продолжался «Голос Безмолвия». Это предположение ошибочно. Но если допускаем, что первый Отрывок разъяснял природу Пути вплоть до степени Мастера Храма, то резонно предположить, что этот, назовем его так, второй Отрывок, содержит дальнейшие наставления; ибо Мастер Храма должен отречься от своего личного продвижения, чтобы помогать в развитии другим людям; и, вынужден добавить, задача эта такова, что даже самые терпеливые из Мастеров время от времени испытывают тягу взбунтоваться!

2. Голос ищущих:

Не захочешь ли, Учитель собственного Милосердия, открыть нам Учение Сердца? Не откажешься ли вести своих слуг на Путь Освобождения?

Невозможно не отметить, что нижеизложенное «Учение Сердца» не лишено известно привкуса сентиментальности, каковая, вероятно, возрастом и весом Сочинительницы. Истинная причина, по которой Учитель проявляет (так называемое) сострадание, совершенно практична и рациональна. Дело тут отнюдь не в том, о чем так красиво сказано в стихах: «И лишь страдания чужие / Мне омрачают бытие». Учитель, Мастер Храма, постиг первую благородную истину: «Все сущее — страдание», — и осознал, что отдельных существ не бывает. Все сущее едино. Для него это неоспоримые факты, как дважды два — четыре. Да, безусловно, он открыл путь к спасению для той малой доли сознания, которую когда-называл своим «я»; и он понимает, что не только эта доля, но и все прочие частицы сознания иллюзорны; но, несмотря на все это, он чувствует, что его труд не будет завершен до тех пор, пока останется хоть одна крупинка сознания, не свободная от этой иллюзии. Здесь мы сталкивается с глубочайшими метафизическими проблемами, но это неизбежно, ибо Мастер Храма знает: с метафизическими проблемами, не только трудными, но и принципиально неразрешимыми, сопряжено любое утверждение, сколь угодно простое. На том плане, где властвует Рассудок, все противоречия непримиримы. Тот, кто еще не достиг степени Мастера Храма, не в состоянии даже приблизиться к пониманию того, как их разрешить. И пока вы изучаете данный отрывок из вымышленной «Книги золотых правил», это обстоятельство ни на секунду нельзя терять из виду.

3. Отвечает Учитель:

Путей — два; великих Совершенств — три; и шесть — Добродетелей, преобразующих смертного в «Древо Познания».

«Древо Познания» — это, разумеется, очередной эвфемизм. Имеется в виду «Древо Дракона», символизирующее союз прямого и кривого. Углубляться в дальнейшее описание Древа, под которым сидел и достиг своего освобождения Гаутама, в этом примитивном комментарии было бы неуместно. Ом Мани Падме Хум.

4. Кто приблизится к ним?

Кто первый вступит на них?

Кто первый услышит учение о двух Путях в одном, разоблаченную истину о Сокровенном Сердце? Закон, который, избегая учёности, учит Мудрости, раскрывает повесть печали.

Выражение «два Пути в одном» призвано намекнуть на то, что данный отрывок заключает в себе гораздо более глубокий смысл, чем может показаться. Ключ, опять-таки, следует искать в области алхимии.

5. Увы! Хотя все люди должны бы обладать алаей, быть едиными с этой великой Душой, всё же обладая ею, они так мало получают от этого пользы!

6. Взирай — подобно месяцу, отраженному в тихих водах, алайа, отраженная и в великом, и в малом, и в мельчайших атомах, всё же не достигает сердца всех. Увы, сколь немногие могут воспользоваться бесценным даром познавания истины, верного восприятия существующего и знания несуществующего!

Это и впрямь серьезная метафизическая жалоба. Решение описанной проблемы невозможно отыскать в сфере рассудка.

7. Говорит ученик:

О Учитель, что же делать мне, дабы достичь мудрости?

О Мудрый, что нужно для совершенства?

8. Разыскивай Пути. Но будь чист сердцем, лану, прежде чем начнешь странствие. Прежде, чем сделаешь первый шаг, научись отличать истинное от ложного, преходящее от вечного. В первую же очередь научись отделять умственное знание от Мудрости Души — «Учение Ока» от «Учения Сердца».

На первый взгляд, сочинительница этих трактатов требует чересчур многого от того, кто еще только собирается сделать первый шаг, — и большинство заданий, которые она ставит перед начинающим, больше походят на затруднения, свойственные последнему шагу. Но под умением «отличать истинное от ложного» здесь подразумевается простейшая способность отличать то, чего стоит добиваться, от вещей нестоящих, — и критерии этого различения, разумеется, будут меняться по мере накопления знаний. Под «умственным знанием» следует понимать содержимое Руаха (разума), или манаса. Хия («Мудрость Души») — это бессознательное в лучшем смысле слова: возвышенная и утонченная часть бессознательного. Далее, «Учение Ока» — это экзотерическая доктрина, а «Учение Сердца» — эзотерическая. Разумеется, есть и еще более сокровенная доктрина, по которой высшее «Учение Ока» превосходит «Учение Сердца» так же, как последнее превосходит низшее «Учение Ока».

9. Да, неведение подобно закрытому сосуду, лишенному воздуха, а душа — птице, в нем заключенной. Не щебечет и не шелохнется певунья, молчит в оцепенении, пока не умрет от истощения.

Душа, или атман, пребывает в совершенной слепоте и оковах невежества, несмотря на присущие ей свойства всеведения, всемогущества, вездесущности и так далее. Возникающую в связи с этим метафизическую загадку обсудить здесь невозможно: ее решение не подвластно рассудку. Впрочем, стоит обратить внимание на сущностную несоизмеримость постулируемого абсолюта с наблюдаемой относительностью.

10. Но даже неведение лучше, чем интеллектуальная ученость без мудрости Души, просветляющей и направляющей ее.

Слово «лучше» использовано здесь в несколько сентиментальном смысле, как, например, в утверждении о том, что «лучше полюбить и потерять, чем не любить вовсе», или «лучше сойти с ума, чем быть идиотом от рождения». Всегда есть шанс, что неправильное удастся исправить. Но поскольку интеллектуализм — недуг нашего века, это поучение стоит принять всерьез. Немало проповедей на эту тему можно найти в различных сочинениях Брата Perdurabo.

11. Семена Мудрости не могут пустить ростков и развиваться в безвоздушном пространстве. Чтобы жить и пожинать опыт, уму нужны простор, глубина, и указатели, которые бы направили его к Алмазной Душе. Не ищи их в царстве майи, но вознесись над иллюзиями, ищи вечного и неизменного[31] [САТ], не доверяя ложным наводкам измышлений.

Сравните это с тем, что говорится в части II «Книги Четыре» о Мече. Предписание, содержащееся в последней фразе этого стиха, самоочевидно, однако следует помнить, что по мере продвижения по пути царство майи неуклонно расширяется, а царство сат — становится все меньше. Согласно ортодоксальному учению буддизма, этот процесс продолжается неопределенно долго. Здесь же заключена разгадка равенства САТ=АСАТ.

12. Ибо ум подобен зеркалу: отражая, он покрывается пылью. Он нуждается в том, чтобы Мудрость Души нежными дуновениями смела с него пыль наших иллюзий. Стремись, о начинающий, сочетать ум с душой.

Здесь нас призывают вымести из Ума весь сор; при этом сообщается, что задачу отделения ценного от ненужного исполняет Мудрость Души. Но при толковании этих Отрывков следует всеми силами избегать всякой сентиментальности, иначе они будут поняты совершенно превратно. Под «Мудростью Души» подразумеваются отнюдь не «благочестие», «благородство» или другие подобные качества, расцветающие лишь там, где истина утрачена безвозвратно, — как, например, в Англии. «Мудрость Души» — это Воля. Необходимо очистить свой Ум от всего, что не служит вашей истинной цели. Впрочем, в стихе 11 было сказано, что уму нужен простор, и это тоже правда; но если Мыслитель сможет правильно скоординировать и связать друг с другом причинно-следственными и неизбежными связями все известные ему факты, то ум достигнет идеального состояния, ибо, при всей своей сложности, он обретет целостность. И если его пирамида будет увенчана Душой, то Начинающий успешно исполнит и предписание стиха 12.

13. Избегай невежества, а равно и иллюзий. Отверни своё лицо от мирских обольщений; не доверяй своим чувствам, ибо они обманчивы. Но внутри тела — ковчега своих ощущений — ищи в Безличном вечного человека, а найдя его, взгляни внутрь — ты Будда.

«Избегай невежества»: продолжай накапливать фактические знания.

«Избегай иллюзий»: соотноси всякий факт с высшей реальностью. «Толкуй каждое явление как особое обращение Бога к твоей Душе»[32].

«Не доверяй своим чувствам»: избегай поверхностных суждений о фактах, сообщаемых тебе органами чувств.

Последний абзац чересчур лаконичен. На самом деле познание Священного Ангела-Хранителя — это всего лишь «следующий шаг». Для перехода в состояние Будды этого недостаточно.

14. Избегай похвал, о Благоговейный: похвалы ведут к самообольщению. Твое тело не есть ты сам, само твое Я бестелесно, и ни похвалы, ни осуждения не затронут его.

Гордыня питает и поддерживает Эго, а Эго необходимо уничтожить. Гордыня — его защитный покров, и потому она исключительно опасна. Но это — мистическая истина, относящаяся только ко внутренней жизни. Адепту не пристало пресмыкаться на брюхе.

15. Самодовольство подобно высокой башне, на вершину которой взобрался надменный глупец. Там воссел он в горделивом одиночестве, никому не видимый, кроме как одному себе.

Дальнейшее развитие той же мысли. Поскольку этот трактат предназначен не только для Адептов, но и для начинающих, здесь дается простая, разумная причина избегать гордыни, а именно: гордыня уводит человека прочь от цели, которую сама же перед ним поставила.

16. Ложная учёность отвергается мудрыми и рассеивается по ветру Благим Законом. Его колесо оборачивается для всех — и смиренных, и гордых. «Учение Ока» — для толпы; «Учение Сердца» — для избранных. Первые в гордости своей повторяют: «смотрите, я знаю», последние, накапливавшие в смирении, тихо признаются: «так я услышал».

Та же тема развивается далее, но здесь добавляется еще одно наставление: Даат (знание) следует отличать от Бины (понимания) в пользу последнего.

17. «Великий Просеиватель» — вот имя «Учения Сердца».

Здесь «Учение Сердца» объясняется как процесс непрерывного отсева — как соискателей, так и мыслей.

18. Колесо Благого Закона в неустанном быстром движении. Оно дробит днем и ночью. Нестоящие отбросы отделяет оно от золотого зерна, мякину — от чистой муки. Рука кармы направляет колесо; его обороты отмечают биение кармического сердца.

Развивается тема отсева. Колесо Благого Закона, излюбленный на Востоке образ, не очень понятен западному уму, из-за чего вся метафора кажется нам несколько запутанной.

19. Истинное знание — мука, ложное знание — мякина. Если хочешь питаться хлебом Мудрости, замеси его на чистых водах амриты. Если же замесишь ты отбросы на росе майи, то сможешь приготовить лишь пищу для черных вестников смерти, птиц рождения, упадка и скорбей.

«Амрита» — это не только бессмертие, но и формальное наименование божественной силы, которая нисходит на человека, но сгорает в огне его склонностей, то есть сил, делающих его тем, кто он есть. Кроме того, это особый Эликсир — Менструум Гарпократа.

Термин «амрита» в этом контексте лучше всего интерпретировать именно так, поскольку он противопоставляется «майе». Пытаясь толковать иллюзию, мы только усугубим путаницу. 

20. Если скажут тебе, что для того, чтобы стать архатом, нужно прекратить любить всех существ, — скажи им, что они лгут.

Здесь начинаются наставления, направленные против аскетизма, который для мудрецов всегда был самым ужасным камнем преткновения. «Христос» говорил, что Иоанн Креститель не ел и не пил — и люди называли его безумным. Сам он ел и пил — и его называли обжорой и пьяницей, другом мытарей и грешников. Адепт поступает как ему угодно или, точнее, творит свою волю, и никто не может ему в этом помешать; но коль скоро он аскет в том смысле, что пресные глупости, столь милые сердцу дурака, не доставляют ему удовольствия, люди ожидают, что он отречется и от всего, что естественно и необходимо. Некоторым даже хватает лицемерия объявлять добродетелью воздержание от того, что им самим не по вкусу, и в итоге какого-нибудь жалкого, хилого и больного вырожденца, не способного курить по слабости сердца и пить — по слабости головы, а то и просто потому, что доктор запретил ему то и другое на два года, — одним словом, человека, который боится жизни, боится делать все, что не приносит хоть какого-то результата, — провозглашают лучшим и величайшим представителем рода человеческого.

В Англии очень забавно наблюдать за снобами, особенно из среднего класса, с их нелепым подражанием высшему свету: им невдомек, что мораль, за которую они так цепляются, в хорошем обществе попросту не принята. Тот, у кого Душа Господина, не подчиняется никому, кроме собственной своей воли. Он может воздерживаться от определенных поступков, способных помешать достижению его главной цели (как, например, спортсмен отказывается от курения, пока готовится к состязаниям по гребле), или же, если хитрость в нем сильнее уважения к себе, иногда дурачит окружающих, при людях воздерживаясь от определенных действий, а втайне их совершая. Особенно часто это встречается в последние годы: некоторые адепты считают за благо воздерживаться — подлинно или мнимо — от тех или иных вещей, чтобы приумножить свое влияние. Это страшная глупость! Важнее всего — наглядно показывать, что адепт — тоже человек. Лучше ударить своего врага и прослыть злодеем, чем воздержаться — и прослыть трусом.

21. Если скажут тебе, что для достижения освобождения нужно ненавидеть свою мать и отвергнуть своего сына, отречься от своего отца, назвав его лишь домохозяином, отказаться от сострадания к людям и зверям — скажи им, что лжив их язык.

В этом стихе поясняется, что адепту не подобает разрушать свой домашний уклад. Учение розенкрейцеров, по которому адепту надлежит жить в миру, благороднее доктрины отшельничества. Если учение об аскезе довести до логического конца, то получится, что камень превосходит святостью самого Будду. Впрочем, прочтите «Liber CLVI».

22. Так учат тиртхики, неверующие.

Эпитет «неверующие» здесь кажется неуместным: на мой взгляд, их, наоборот, следовало бы назвать «верующими». Скептицизм — щит и меч мудреца. Но, разумеется, речь не идет ни о глумливом безбожии Болингброка, ни о площадном агностицизме Гарри Бултера[33]: в сравнении с истинным скептицизм все это — лишь знахарские припарки  от каких-нибудь банальных колик. 

23. Если будут учить тебя, что грех происходит от деятельности, а блаженство — от полного бездействия, скажи им, что заблуждаются они. Нерадение в человеческой деятельности, освобождение ума от рабства путем прекращения грехов и ошибок — не для божественных (дэва) Я. Так говорит «Учение Сердца».

Учение развивается далее. Термин «божественные Я», «дэва-Я», остается неясным, но, так или иначе, нас призывают не бояться действовать. На всякое действие следует отвечать противодействием; никакую тиранию не свергнуть рабской покорностью. Чтобы победить трусость, следует регулярно смотреть в лицо опасности, даже если никакой практической необходимости в этом нет. Чем усерднее аскет сопротивляется желаниям плоти, тем сильнее они напоминают о себе, — зато под старость лет, когда естественные функции организма атрофируются, он может горделиво заявить: «Я победил!» Чтобы победить какое бы то ни было желание, вначале нужно его понять, а свобода заключается в возможности решать самостоятельно, совершите ли вы определенное действие в данный момент или нет. Адепт всегда должен действовать по обстоятельствам — и не беспокоиться о том, как ляжет монета: орлом или решкой.

24. Дхарма Ока есть воплощение внешнего и преходящего.

Под преходящим[34] здесь подразумевается низшее а-сат. Следует, однако, учитывать, что в других случаях этим же словом обозначается то а-сат, что пребывает выше и за пределами сат.

25. Дхарма Сердца есть воплощение бодхи, Постоянного и Вечного.

Термин «Бодхи» связан с понятием «Свет» в его высочайшем смысле — L.V.X. Даже с точки зрения индуизма все остальное — panta rei[35].

26. Лампа горит ярко, когда масло и светильник чисты. Чтобы очистить их, необходим очиститель. Но пламя не чувствует процесса очищения. «Ветки дерева колеблемы ветром, ствол же пребывает в неподвижности».

В этом стихе опять-таки идет речь о процессе отбора и исключения лишнего. Процесс этот не должен затрагивать нашего устремления к высшему, если только под его влиянием оно не становится еще ярче и чище. Последняя фраза, по-видимому, снова отсылает к проблеме аскетизма. Поступки адепта не влияют на него самого.

27. В тебе может найтись место и действию, и бездействию — да будет тело твое в движении, ум твой в покое, а душа — прозрачна, как горное озеро.

Здесь повторяется тот же урок. Адепт может погрузиться в мирскую жизнь, выполняя свои обязанности и вкушая наслаждения в точности так же, как и любой другой человек, — но все это на него не повлияет.

28. Захочешь ли ты стать йогом Круга Времени? Тогда —

29. Не верь, лану, что сидение в темных лесах в гордом уединении и вдали от людей, что питание кореньями и растениями и утоление жажды снегами с горных цепей, — не верь, о благоговейный, что это приведет тебя к цели конечного освобождения.

30. Не думай, что сокрушая кости свои и терзая плоть свою, ты достигнешь слияния с твоим «безмолвным Я». Не думай, о жертва своих теней, что исполнен будет твой долг относительно природы и человека, если побеждены будут грехи твоей грубой формы.

Снова повторяется запрет на аскезу. Более того, мнение о том, что аскеза способствует освобождению, разоблачается как ложное. Аскет полагает, что, низведя себя до состояния овоща, он продвинется по пути Эволюции. Это ошибка. Минералы лишены способности к движению (если не принимать в расчет движения на молекулярном уровне). Растения движутся лишь в малой степени. Животные могут двигаться как им угодно, а для высших способностей человека само пространство — не преграда. Вектор развития направлен в сторону все более непрерывного и неутомимого движения энергии.

31. Благословенные не придавали этому значения. Когда Лев Закона, Владыка милосердия, прозрел истинную причину человеческого страдания, не медля покинул он сладкий, но эгоистичный покой тихих пустынь и из араньяни превратился в Учителя человечества. Затем Жулай вошёл в нирвану и проповедовал в горах и долинах, а в городах держал речи, обращенные к дэвам, людям и богам.

Здесь идет речь о просветлении Будды. Отрекшись от аскезы и от выражения своих достижений в бездействии, Будда совершил в Индии подлинную революцию: он осудил кастовую систему, выступил с проповедью своего закона и тем самым породил такую мощную карму, что отголоски ее отчетливо слышны и по сей день. Нынешний «будда», Мастер Терион, совершает подобное, но еще более великое деяние, провозглашая новую  истину: «Твори свою волю: таков да будет весь Закон».

32. Сей добрые дела — и ты пожнешь их плоды. Бездействие в деле милосердия становится действием в смертном грехе.

Так говорит Мудрец.

И снова мы видим осуждение бездействия и указание на то, что аскет глубоко заблуждается, когда полагает, что бездействие не влечет за собой никаких последствий. Отказ от спасения жизни равносилен убийству.

33. Станешь ли ты воздерживаться от деятельности? Нет, не так достигнет душа твоя освобождения. Дабы достичь нирваны, необходимо приобрести самопознание, которое есть чадо деятельной любви.

Продолжение той же темы. Основа знания — опыт.

34. Будь терпелив, соискатель, как не боящийся неудачи и ищущий успеха. Устреми взор души своей на звезду, лучом которой ты являешься, на пламенеющую звезду, сияющую в беспросветных глубинах вечного бытия, в беспредельных полях Неведомого.

Соискателя призывают хранить терпение, настойчиво стремиться к одной-единственной цели и, более того, оставаться равнодушным к результату. Равнодушие это рождается из подлинной уверенности в том, что искомый результат неизбежен. Ср. «Liber CCXX», I[:44]: «Ибо чистая воля, не укрощенная умыслом, свободная от вожделения к результату, совершенна во всех отношениях».

35. Имей выдержку, как тот, кто держится до конца. Твои тени живут и исчезают, то же в тебе, что будет жить вечно — это то, что познаёт, ведь это знание,64 а не то, что живёт временно — это тот, кто был, есть и будет, для которого час не пробьет никогда.

Вспоминается афоризм Леви: «Маг должен действовать так, как если бы он был всемогущ и имел в своем распоряжении вечность». Успеете ли вы завершить свою работу в этой жизни или нет — совершенно неважно. Просто идите вперед — спокойно и неотступно, и не поддавайтесь никому и ничему, что могло бы сбить вас с пути.

36. Если захочешь пожинать сладостный мир и покой, засевай поля будущей жизни достойными семенами. Приемли скорби рождения.

Принимайте Законы Природы и действуйте с ними заодно. Не надо всякий раз искать обходные пути. Не жалуйтесь и не страшитесь при мысли о том, как долог Путь. Поскольку это руководство предназначено для начинающих, здесь им обещают награду. И награда эта стоит всех усилий: в один прекрасный день соискатель может достичь сана будды.

«Да! — воскликнул Святой. — И от искры Твоей, Я, Господь, воспламеню великий свет; Я сожгу дотла серый город в дряхлой стране запустенья; Я очищу его от великой скверны его.
И ты, о пророк, увидишь эти дела, но оставишь их без вниманья.
Се, воздвигнут Столп в Пустоте; се, восполнена Аси Асаром; се, Хор отпущен в Животную Душу Вещей, как огневая звезда, что низверглась во тьму земную.
Сквозь полночь ты брошен, о дитя мое, мой победитель, мой полководец, опоясанный мечом, о Хор! и найдут тебя, как черный, зазубренный, сверкающий камень, и будут поклоняться тебе[36].

37. Отступи из солнечного света в тень, дабы дать место другим. Из слез, орошающих знойную почву скорбей и страданий, вырастают цветы и плоды кармического воздаяния. Из раскаленного горна человеческой жизни и его черного дыма поднимаются крылатые огни, огни очищенные. Они возносятся и под взирающим оком кармы сплетаются в чудную ткань трех светлых облачений Пути.

Поднимается вопрос о происхождении зла, в связи с чем излагается алхимическая теория. Первая материя не обладает достоинствами эликсира и не может стяжать их, не пройдя через стадию Черного Дракона.

38. Эти три облачения: — нирманакая, самбхогакая, и дхармакая, возвышенные одеяния.

Нирманакая — это Тело Света (см. часть III «Книги Четыре»), развившееся до наивысшей возможной степени, какая еще совместима с воплощением.

Самбхогакая — это то же самое с добавлением так называемых «трех совершенств», которые препятствуют воплощению.

Дхармакаю можно описать как последнюю стадию индивидуального возвышения. Это бесплотное пламя, которое вот-вот сольется с пламенем бесконечным. Состояние того, кто пребывает в таком теле, описано в «Отшельнике на острове Эзопа».

Именно так в общих чертах характеризует эти облачения мадам Блаватская.  Но затем она добавляет, что всякий, кто желает помогать человечеству, должен отречься от дхармакаи.  Спору нет, помогать человечеству — дело хорошее, и тому, кто за него берется, ближние должны быть премного благодарны. Однако нет ни малейших причин полагать, что в этом мире не находится других достойных занятий, кроме помощи человечеству. Более того, само желание помогать людям — это ограничение, тянущее нас назад с такой же силой, как и любая другая привязанность, поэтому поднимать столько шума вокруг Посвящения и прочего на самом деле не имеет смысла. Вселенная чрезвычайно гибка — особенно для тех, кто и сам гибок. Разумеется, пребывая в дхармакае мы не помним о человечестве, но никто не мешает нам снять облачение дхармакаи и повесить его на гвоздик в своем магическом гардеробе, добавив пару камфорных шариков от моли, — чтобы потом, время от времени, вынимать его из шкафа и надевать снова, когда захочется отдохнуть. На самом деле тот, кто помогает человечеству, как никто иной нуждается в регулярной чистке и мытье. Нет ничего грязнее людей вообще и теософов в особенности, как убедилась в этом и сама мадам Блаватская. Но лучшее из всех очищений — смерть, в которой сгорает все, что не существенно для развития. Путь смертей и возрождений путь куда лучше, чем путь Эликсира Жизни. Безусловно, нет ничего плохого в том, чтобы использовать этот Эликсир для поддержания сил и молодости, но, несмотря ни на что, впечатления все равно загромождают ум, так что Весенняя Уборка смерти — отличная штука, время от времени необходимая каждому.

Что касается вопроса о том, чем именно следует заниматься и с какой целью, то это зависит от характера личной Звезды. Для Блаватской ужасным препятствием на пути стал Транс Скорби. Она не видела в мире никаких других возможных занятий, кроме помощи человечеству, и не задавалась вопросом о развитии путем воплощений на других планетах.

Вообще говоря, геоцентризм — чрезвычайно прискорбная и до смешного незрелая особенность всех старых школ. Приверженцы их толкуют о десяти тысячах миров — но это лишь фигура речи. Они не верят, что миры эти существуют на самом деле. Это всего лишь один из обычных восточных трюков: сначала преувеличить что-нибудь, чтобы поразить людей масштабом своих познаний, а затем начисто забыть о том, что понятию, введенному таким образом, тоже нужно подыскать место на колесе Закона. Соответственно, все рассуждения Блаватской о величии нирманакаи — не более чем благодарственное обращение политика к знаменитому полководцу, сделавшему часть грязной работы за него.

39. Одеяние шанджня может воистину стяжать вечный Свет. Лишь оно дает нирвану разрушения; оно останавливает колесо рождений, но, лану, оно также убивает и сострадание. И не могут больше совершенные будды, облекающиеся в славу дхармакаи, содействовать спасению человека. Увы! Будут ли многие Я пожертвованы одному Я, человечество — благу единиц?

Когда кто-нибудь достигает состояния пратьека-будды[39], общая сумма страданий уменьшается лишь на волосок. Вся грандиозная мощь, которая при этом обретается, уходит на чудо самоуничтожения. Если вынуть из свода замковый камень, остальные камни не поднимутся на более высокие места. Они попросту упадут. (И подумать только, «нирвана разрушения»! Нирвана значит «прекращение». Какой путаный язык!)

40. Знай, о начинающий, это — Открытый Путь, дорога к себялюбивому блаженству, избегаемая бодхисаттвами«Тайного Сердца», буддами Сострадания.

Слова «себялюбивое блаженство» не следует понимать буквально. Вообще говоря, рассуждать на эту тему чрезвычайно трудно. Западный ум с трудом находит хоть какой-то смысл в состоянии нирваны. Отчасти это объясняется языковыми различиями, отчасти — тем, что состояние архата далеко превосходит все возможности осмысления. Архат пребывает по ту сторону Бездны, где всякое утверждение верно лишь в той мере, в какой противоречит само себе. У архата нет «я», которое могло бы блаженствовать. Поэтому куда проще рассматривать этот вопрос в свете моего комментария к предыдущему стиху.

41. Жить для блага человечества — это первый шаг. Практиковать шесть светлых добродетелей — второй.

42. Облекающийся в смиренные одежды нирманакаи отрекается от вечного блаженства для себя, дабы содействовать человеческому спасению. Достичь блаженства нирваны, но отречься от него — это заключительный шаг, высочайший на Пути Отречения.

Все эти рассуждения о Гаутаме Будде, отрекшемся от нирваны, — чистой воды фантазии мадам Блаватской, не находящие подтверждения в буддийском каноне. Напротив, о Будде снова и снова говорят как об «ушедшем» и не оставившем от себя ничего. О том, как он это совершил, повествует «Махапаранирвана-сутра», и теософы почему-то решили, что эта «Сутра о великой нирване» относится именно и исключительно к Гаутаме Будде. В результате они принялись рассуждать о паранирване, «сверхнирване», так, словно существует некий особый способ вычесть единицу изединицу, позволяющий получить в итоге пустоту какого-то более высокого порядка, чем обычно, — или некий особый способ задуть свечу так, чтобы Моисея окутала тьма египетская куда темнее той, какую мы воображали в детстве.

Этоненаука. Этодаженебизнес. Это журналистика в духе американских воскресных газет. Индусы очень похожи на американцев этой своей детскостью, этой наивностью, требующей, чтобы в каждой очередной сказке великаны становились все больше и больше. Им нестерпима мысль о том, что какой-то процесс может завершиться окончательно, раз и навсегда. Поэтому они всегда говорят обо всем в превосходной степени и, не в силах смириться с фактами, изобретают все новые и новые преувеличения. Вместо того, чтобы сказать, что бывают кирпичи разного размера, и точно обозначить эти размеры, они говорят: есть кирпич, а есть сверхкирпич; есть один кирпич, а есть несколько кирпичей; а потом, дойдя до своего предела счета, принимаются рыться в словарях в поисках еще какого-нибудь эпитета для кирпича, который поразит воображение великолепием его прогресса и суперпрогресса (последнее слово я с удовольствием предлагаю в дар американской нации). Притом не исключено, что все это — чистый блеф, за которым не стоит ни единого факта. Почти вся индуистская психология — образец такого рода журналистики. Верховного Бога индусам мало. Непременно найдется кто-то, кто заявит, что его Бог верховнее, а когда двое обратятся к третьему, чтобы тот рассудил их, третьему ничего не останется, как изобрести ВерховнейшегоСупербога.

Итак, изобретать «паранирвану» совершенно бессмысленно: она ничего не добавляет к первоначальному понятию нирваны и лишь дает болтунам возможность поразвлечься всякими фантастическими измышлениями. А серьезный исследователь занимается делом — практическим и насущным. Президент корпорации не станет платить бухгалтеру за рассуждения о несметных миллиардах прибыли, которую компания может получить в один прекрасный день. Любой дурак может сидеть и приписывать к какой-нибудь цифре нули, пока не изведет все чернила. И от бухгалтера требуется вовсе не это, а точный баланс поступлений и расходов за неделю.

Мы самым настоятельным образом советуем читателю не предаваться подобным полетам фантазии: они отравляют ум, ибо воплощают в себе попытку бегства отреальность, пустое расточение сил и слабость духа. Первая задача ученика — познать себя, вторая — привести себя в порядок и научиться управлять собой, а третья — постепенно, мало-помалу развивать себя, продвигаясь разумным и естественным путем. «Всеостальноелишьпрюнельдакожа»[38].

Впрочем, в одном определенном смысле служение человечеству необходимо для полноценного развития адепта: оно помогает не зарваться.

Некоторые соображения по этому поводу изложены в комментарии к следующему стиху.

Кроме того, мы советуем ученику ознакомиться с условиями членства в А\А\.

43. Знай, ученик, это и есть Тайный Путь, избранный буддами Совершенства, пожертвовавших своим Я ради тех, кто слабее.

Это определение условий для алхимической операции, на которую указывает предписание «Coagula». В операции «Solve» адепт устремляет ввысь, отринув все, чем владеет. Но затем, достигнув высшей триады, он обращает свое устремление вниз. Он снова собирает все, чем он владеет и что представляет собой, но уже иным способом.

Эта часть трактата полна отвратительной сентиментальной чепухи, какую в Америке (благослови ее Господь!) называют «слезовыжималкой». Когда пожилая леди под хмельком пускает слезу, надо бежать без оглядки.

44. Но если для тебя чересчур высоко «Учение Сердца», если сам ты нуждаешься в помощи и боишься предложить помощь другим, — да будет предупреждено робкое сердце твое вовремя: довольствуйся внешним учением Закона. И все же надейся. Ибо если «Тайный Путь» недостижим для тебя сегодня, он может сделаться доступным завтра. Узнай, что ни единое усилие, даже малейшее — будь оно в верном или неверном направлении — не может исчезнуть из мира причин. Даже рассеявшийся дым не остается без следа. «Жестокое слово, произнесенное в прежних жизнях, не уничтожается, а всегда возвращается». Не может перечное растение дать жизнь розе, а серебристая звезда благоухающего жасмина не может превратиться в шипы и чертополох.

Вот что сказано в притче о «Великом Законе»[39]:

«…Да не отвратят служителей неудача и боль! Основание пирамиды вытесали из живого камня еще до заката; опечалился ли царь поутру, что камни для вершины пирамиды еще не добыты из каменоломен в далекой стране?»

Воззвал как-то раз колибри к рогатому змею, умоляя дать ему яда. Змей великий СвященногоХема, царственный змей Урей, ответил ему и молвил:

«Я плыл по небу Нуит в ладье Миллионов Лет и не видел на теле Себа никого, кто бы сравнился со мною. Яд клыка моего — наследье отца моего и отца отца моего; как отдам я его тебе? Ты и дети твои — живите так, как жил я с отцами моими, до ста миллионов родов, и, быть может, милостью Могучих даруется детям твоим капля древнего яда».

И огорчился колибри в сердце своем и полетел на цветы, как будто и не было вовсе меж ними того разговора. Но вскоре ужалил его змей, и он умер.

Но Ибис, размышлявший на берегу Нила о прекрасном боге, внимал и услышал. И оставил он пути Ибиса, и уподобился змею, и молвил: «Быть может, через сто миллионов миллионов родов мои дети удостоятся капли яда от клыка Высочайшего».

И, се! не успела луна округлиться трижды, как стал он змеем Уреем, и яд клыка укрепился в нем и в семени его на веки вечные.

45. Ты можешь создавать «сегодня» условия для твоего «завтра». В «Великом Странствии» причины, посеваемые ежечасно, несут в себе каждая — жатву последствий, ибо миром правит неуклонная справедливость. В могучем стремлении безошибочного действия она несёт смертным или счастье, или горе жизни, кармическое порождение всех наших прежних мыслей и поступков.

46. Так что прими столько заслуг, сколько запас для себя, о терпеливый сердцем. Не унывай и будь доволен судьбой. Такова твоя карма, карма круговращения твоих рождений, судьба тех, кто в страдании и горе родились вместе с тобою, радуются и плачут из жизни в жизнь, связанные с твоими минувшими действиями.

47. Действуй ради них сегодня, и они будут действовать для тебя завтра.

Эти стихи подтверждают то, что было сказано выше о настойчивости. Каждая причина влечет за собой следствие. Ничто не пропадает втуне. И уклониться невозможно.

48. Лишь из бутона Отречения от Я вырастает сладостный плод конечного Освобождения.

Этот стих не вполне ясен, так как слово «Я» имеет слишком много значений, но ни у одного из них нет четкого определения. Однако именно здесь мы сталкиваемся с учением о Двух Путях. Перед тем, кто достиг высшей степени Второго ордена, степени Свободного Адепта, открываются два Пути — правый и левый. Они подробно описаны в «Liber 418», к каковой книге мы и отсылаем Ученика. Но суть в том, что на пути правой руки Адепт освобождается от «я» и становится Nemo, Мастером Храма, после чего возвращается — или, точнее, летит обратно, словно камень из пращи, — на небо Юпитера (или в сферу какой-либо другой планеты), чтобы воссиять там Утренней Звездой или Звездой Вечерней и нести свет жителям земли. На пути левой руки Адепт, желающий сохранить все, что у него есть, замыкается в Башне Безмолвия и погружается в мучительную агонию медленного распада. На правом же пути Мастер Храма обретает своего рода покой — пусть и ненадолго. Умственные и физические его составляющие действуют в проявленном мире, но кровь его уже собрана в Чашу Бабалон и стала напитком, который освежит Дряхлость Всеотца; и все, что осталось от него самого, — это пригоршня праха, ожидающая лишь мгновения, когда сойдет небесный огонь и обратит ее в пепел.

49. Обречен пропасть тот, кто из страха перед Марой удерживается от помощи человеку, дабы действовать лишь ради своего я. Путник, жаждущий освежить свои усталые члены в бегущих водах, но не отваживающийся погрузиться в них из страха перед стремниной, рискует стать жертвой зноя. Бездействие, основанное на эгоистичном страхе, может принести лишь злые плоды.

Еще одно предостережение об опасности недеяния. Примечательно, что автор настаивает на этом снова и снова — тогда как ортодоксальный буддизм, по всей видимости, утверждает, что, созидая какую бы то ни было карму, мы только длим «страдание». 

50. Себялюбивый подвижник живет без цели. Человек, не исполнявший назначенное ему дело жизни, жил зря.

В этом стихе еще раз повторяется тот же урок. Это всего лишь иная формулировка принципа «Твори свою волю: таков да будет весь Закон».

51. Следуй за колесом жизни; следуй за колесом долга расе и роду, другу и недругу, и затвори свой ум для удовольствий, как и для боли. Истощи закон кармического возмездия и приобрети сиддхи для будущего рождения.

И вновь повторяется та же мысль. Соискателя призывают жить полной жизнью на всех планах, хотя и оставаясь равнодушным ко всем своим делам, — но надо понимать, что это лишь внутреннее равнодушие презрения, а не внешнее равнодушие атрофии. Сама мадам Блаватская курила как вулкан, пила как рыба, ругалась как солдат и любила как Клеопатра. Она была права. Тот, кто желает пояснений по этому вопросу, может обратиться к даосским наставлениям.

52. И если не можешь быть солнцем, будь скромной планетой. Если ты неспособен подобно полуденному солнцу пламенеть на снежных вершинах вечной чистоты, избери, о начинающий, более скромную стезю.

На свете есть великое множество людей, не только не обладающих каким-либо ярко выраженным талантом, но и очевидно не способных ни на какие достижения, пусть даже самые скромные. Возникает вопрос: могут ли они «принести хоть какую-то пользу»? Если не заставлять их действовать, они, скорее всего, будут только деградировать. Но, к счастью, и для них есть способ приобрести какой-нибудь выдающийся талант в следующем воплощении. Это путь карма-йоги — служения Делу через труд.

53. Указывай «Путь» — хотя бы и слабым мерцанием, затерянный среди многих — подобно вечерней звезде, показывающей путь идущим в темноте.

Основной метод карма-йоги — проповедь Благого Закона. Разумеется, следует понимать, что всякий, кому не остается другого пути, кроме карма-йоги, не способен понять Закон; но Закон сам по себе столь могуществен, что ему не повредит даже это. См. «Liber CCC».

54. Взирай на Мигмар (Марс), как сквозь его багровые покровы его «Око»  проносится над дремлющей Землей. Взирай на огненную ауру «Руки» Лхагпы (Меркурия), с любовью простертой над головами своих аскетов для их защиты. Оба теперь — слуги Ньимы (Солнца), оставившего в свое отсутствие молчаливых наблюдателей в ночи. Но и прошлых кальпах оба они были яркими ньимами, и в будущие «дни» снова станут солнцами. Таковы в природе подъемы и падения Закона Кармы.

Несомненно, автор этой книги — более поэт, чем астроном. Про Меркурий вообще-то трудно сказать, что у него «огненная аура», или назвать его «молчаливым наблюдателем в ночи»[40]. Да и утверждать, будто Марс и Меркурий когда-то были солнцами, по меньшей мере странно. Трудновато представить себе, какая теория переселения душ может стоять за подобными домыслами!

55. Будь подобен им, лану. Давай свет и утешение трудящемуся путнику и разыскивай того, кто знает еще меньше тебя; кто пребывает в горестном одиночестве; кто алчет хлеба Мудрости и хлеба, питающего тень; без Учителя, без надежды и утешения, и пусть он услышит о Законе.

Этот призыв очень важен для всех Учеников, какой бы степени те ни достигли. Первейший долг каждого — долг перед самим собой и своим продвижением по Пути; но следующий за ним и почти не уступающий ему по важности — долг оказания помощи тем, кто еще не достиг подобных высот.

56. Поведай ему, о стремящийся, что сделавший гордость и самомнение рабами служения, привязанный к существованию, но все же прилагающий свое терпение, чтобы подчиниться Закону, подобно благоухающему цветку у ног Шакья-Тхуб-па, уже в этом рождении становится шротапатти. Сиддхи совершенства могут брезжить еще вдали, но первый шаг сделан, он вступил в поток и может приобрести зрение горного орла и слух робкой оленихи.

Заявление о том, что состояние шротапатти достигается так легко, кажется довольно смелым. Я не нахожу ему подкрепления ни у одного из знатоков канонического буддизма. (Еще через семь инкарнаций шротапатти становится архатом.)

57.  Поведай ему, о ищущий, что истинное благочестие может вернуть ему знание, принадлежавшее ему в прежних жизнях. Зрение и слух дэв не приобретаются в одном кратком рождении.

Это обещание вызывает больше доверия. Под истинным подразумевается такое благочестие, которое не зависит от объекта, на который направлено. Наивысшая любовь  — та, которая не просит о взаимности. Однако слова о том, что «зрение и слух дэв не приобретаются в одном кратком рождении», могут ввести ученика в заблуждение: они предполагают, что если ты не родился с этими способностями, то и не сможешь приобрести их, — а это не так. Разумеется, любому, кто приобрел их, всякий может сказать, что они были обретены в прошлом воплощении, но трудно себе представить более глупый аргумент. Это заявление ex cathedra[41], заключающее в себе ту же ошибку, что и рассуждения тех, кто пытается объяснить несотворенное мироздание через понятие несотворенного Бога.

58. Будь скромен, если хочешь достичь Мудрости.

Под скромностью здесь подразумевается скромность ученого.

59. Будь еще скромнее, если Мудростью уже овладел.

Это всего лишь парафраз слов Исаака Ньютона о ребенке, собирающем ракушки[42].

60. Будь подобен океану, принимающему все потоки и реки. Могучий покой океана остается непоколебим — он не чувствует их.

Этот стих допускает множество толкований, но основной его смысл — в том, что необходимо принимать мир, не поддаваясь его влиянию.

61. Сдерживай низшее я Божественным.

«Божественное» здесь относится к Тиферет (см. «Эквинокс»).

62. Сдерживай Божественное Вечным.

«Вечное» здесь относится к Кетер. В этих двух стихах Путь описывается на языке, близком каббалистическому.

63. Воистину велик победивший желание.

Под «желанием» здесь снова подразумевается «склонность» в терминологическом смысле слова, принятом у буддистов. Самый общий пример подобной «склонности» — закон всемирного тяготения.  

64. Но еще более велик тот, в ком Божественное Я уничтожило саму мысль о желании.

Этот стих относится к той стадии, на которой Мастер полностью вышел за пределы закона причин и следствий. Выражение «Божественное Я» может сбить ученика с толку, так как здесь оно употреблено не в том же смысле, что прежде.

65. Стереги свое низшее, дабы не осквернило оно высшее.

Имеется в виду, что низшее следует охранять и укреплять всеми возможными способами, но не допускать, чтобы оно разрослось за отведенные ему пределы.

66. Путь к конечному освобождению — в твоем Я.

В этом стихе «Я» отождествляется со Вселенной.

67. Путь этот и начинается, и кончается вне я.

«Эго», то есть то, что противоположно «не-я», должно быть уничтожено.

68. Не восхваляема людьми и скромна мать всех рек в гордых глазах тиртхик, ничтожен в глазах дураков облик человека, хотя бы он и был полон сладких вод амриты. И все же место рождения священных рек — святая земля, а обладающий Мудростью в почете у всех людей.

В этом стихе, по-видимому, использована какая-то местная метафора, но поскольку мадам Блав

атская никогда не бывала в Тибете, метафора эта неясна и с географической точки зрения сомнительна.

69. Арханы и мудрецы безграничного Видения редки, как цветок дерева Удамбара. Арханы рождаются в полночный час вместе со священным растением о девяти и семи стеблях, со святым цветком, который расцветает во мраке, питаемый чистой росой на ледяном ложе увенчанных снегом вершин, на которые не ступала ни одна грешная нога.

Наш многоуважаемый автор снова сталкивается с затруднениями — на сей раз ботанического свойства. Под «безграничным Видением» следует понимать не какую-то дурацкую сиддхи, а одну из форм самадхи, возможно со змеем Анантой — великим зеленым змеем, опоясывающим вселенную.

70. О лану, никто не становится арханом в том же рождении, в котором впервые устремился к конечному освобождению. И все же, о стремящийся, ни одному воину, добровольно вступающему в яростную битву между живым и мертвым, ни одному новобранцу не может быть отказано в праве вступить на Путь, ведущий к полю Брани.

Ибо он должен либо победить, либо пасть.

Учитель не должен отвергать ни одного ученика, и это чрезвычайно важно. Как сказано в «Liber Legis», «он обязан учить; но в его власти — сделать испытания суровыми» [I:38]. Ср. также 13-й Эфир из «Liber 418», где показано, что Немо не может отличить, который из цветов в его саду по-настоящему важен, хотя и твердо знает, что в один прекрасный день все они расцветут.

71. Если победит — воистину он достигнет нирваны. Но ранее, чем сбросит он свою тень, смертную оболочку, чреватую болью и беспредельными страданиями, люди признают в нем великого и святого Будду.

Выражение «смертная оболочка» наводит на мысли, скорее, о Стратфорде-на-Эйвоне [43], чем о Лхасе. Значение стиха в целом несколько туманно. Подразумевается, что рано или поздно победителя признают Буддой. Это не так, но какое это имеет значение? Господи! Можно подумать, он нуждается в «признании» со стороны «людей»! Спасите-помогите!

72. Если же он падет, даже тогда это будет не зря; враги, сокрушенные им в последней битве, уже не вернутся к жизни в следующем его рождении.

Соискателя снова побуждают не отступать: даже если он не добьется всего, к чему стремится, враги, которых он победил, больше не нападут на него. В действительности это неправда. Чтобы это оказалось правдой, победа должна быть абсолютной; на деле же «враги», несомненно, возвращаются, хотя и в существенно ослабленном виде. Схожим образом человечество постепенно приобретает иммунитет к сифилису, который когда-то убивал свою жертву стремительно. Теперь он у всех у нас в крови, так что женщин можно не бояться (или, по крайней мере, бояться не так сильно, как раньше).

73. Но желаешь ли ты достичь нирваны, или отвергнуть эту награду, пусть плоды действия и недеяния не будут твоим побуждением, о неустрашимый сердцем.

Еще один неясный, перегруженный образами стих. И под «наградой», и под «плодами» подразумевается нирвана.

74. Знай, что бодхисаттва, жертвующий освобождением ради отречения, чтобы облечься в страдания «Тайной Жизни», именуется «трижды Чтимым», о ты, избирающий удел скорбей на протяжении циклов.

Это написано не для того, чтобы дать бодхисаттвам право претендовать на титул «Трижды Чтимый». Это лишь красноречивый призыв к соискателю, напоминающий о том, как ужасны страдания. На ум приходят домовладелицы из Диккенса, «видавшие лучшие дни».

75. Ученик, Путь един, но в конце он двояк. Его этапы отмечены четырьмя и семью Вратами. В конце одного пути — блаженство немедленное, в конце другого — блаженство отсроченное. Оба — воздаяния за заслугу: выбор твой.

Четверо Врат — это четыре этапа, ведущие к состоянию архата, а о семи Вратах речь идет в Отрывке III.

76. Один становится двумя, «Открытым» и «Тайным». Первый ведет к цели, второй — к самопожертвованию.

Этот стих следует понимать в прямом смысле. Однако я снова вынужден предостеречь читателя, что упомянутое «самопожертвование» не имеет никакого отношения ни к сэру Филипу Сидни [44], ни к самосожжению индийской вдовы.

77. Когда ради Вечного жертвуешь преходящим, награда — твоя; капля возвращается туда, откуда пришла. «Открытый» Путь ведет к неизменному изменению — нирване, великолепному состоянию Абсолютности, к Блаженству превыше человеческой мысли.

78. Таким образом, первый путь — это ОСВОБОЖДЕНИЕ.

79. Но второй путь — ОТРЕЧЕНИЕ, и потому именуется «Путем Скорби».

Эта часть трактата отличается чрезмерной эмоциональностью, хотя, возможно, всему виной лишь недостаточное владение языком, — но, так или иначе, настрой на вечное созерцание страданий Вселенной одновременно и недостоин человека, и ненаучен. Деятельные попытки облегчить страдания ведут к тому, что осознавать страдания становится некогда. Применительно к учению о карме изложенные в этих стихах аргументы ничтожны. С одной стороны, повлиять на карму решительно невозможно — даже в малейшей степени, и потому всякое действие — на самом деле не причина, а следствие. С другой стороны, Зороастр абсолютно прав в своем утверждении: «Не по дороге теургу со стадом, судьбе обреченным» [45]. Даже если наша воля и не свободна, ее необходимо считать свободной, иначе само слова «воля» теряет всякий смысл. Впрочем, это относится к области другого, гораздо более глубокого учения.

80. Этот «Тайный» путь ведет архана к неизреченной умственной печали; печали за «живых мертвецов» и бессильной жалости к людям, страдающим от кармы; но все же мудрецы не вмешиваются в эти кармические плоды.

«Неизреченная умственная печаль»… ну, черт побери! Если принимать подобные формулировки за чистую монету, то Е.П.Б. придется зачислить в один разряд с Захер-Мазохом. Всякий раз, как она впадает в подобное моральное самобичевание, начинает казаться, будто она понятия не имеет о том, что значит быть архатом. Задолго до того, как стать архатом, соискатель исцеляет свой ум от всех недугов. Он постигает, что содержимое ума суть противоречия и иллюзии. Он пересекает Бездну и достигает истинной Реальности. После этого, пав через Бездну обратно (как о том сказано в «Liber 418»), он возвращается к обычным состояниям ума, но ни одно из них более не воспринимается всерьез, ибо не может ввести его в заблуждение. Все это не имеет никакого отношения к «мудрецам», дерзающим «вмешаться в кармические плоды» (и, кстати говоря, я ума не приложу, как это вообще возможно — «вмешаться в кармические плоды»). Но чем больше в человеке мудрости, тем меньше в нем желания хоть как-то вставать на пути закона. По этому поводу можно найти полезные рассуждения в «Liber Aleph». Большая часть наслаждений в этой жизни и большая часть уроков, которые мы извлекаем, — это результаты преодоленных препятствий. Все виды спорта, включая любовь, основываются на победе над искусственными или воображаемыми препятствиями. Кто-то определил гольф как искусство загонять крошечный шарик в лунку при помощи инструментов, совершенно неподходящих для этой цели. В шахматах игрок ограничен совершенно произвольным набором правил. Наибольшим успехом пользуются те куртизанки, у которых в арсенале больше всего хитрых трюков. Я не стану утверждать, что подобные сложности лучше, чем Путь Дао. Возможно, это всего лишь извращенный вкус, нечто вроде пристрастия к черной икре, только на духовном плане. Но, как сказал поэт,

…Вам странно, что рад я?

Увы, это факт![46]

81. Ибо написано: «Учи воздерживаться от причин; волнению же следствий позволь идти своим путем, как великой приливной волне».

Этот стих противоречит продолжительной филиппике против недеяния, ибо те, кто рекомендует воздержание от действий, ставят своей целью предотвратить возникновение каких-либо новых внутренних причин, — и тогда останется лишь подождать, пока исчерпаются старые. Но, с философской точки зрения, это неверно:  ведь всякое возникающее следствие тотчас превращается в новую причину — и всегда равно по силе той причине, которая повлекла его за собой. Если вы возьмете атом водорода и соедините его ста тысячами других атомов по очереди, исходный атом все равно останется водородом, не утратив ни одного из своих качеств.

Гармония между учениями о Действии и Недеянии обретается на Пути Дао. Следует делать лишь то, что для вас совершенно естественно; но сама возможность для этого открывается лишь после того, как сознание человека сольется воедино с Универсальным, или Фаллическим, Сознанием.

82. «Открытый Путь», лишь только достигнешь его цели, заставит тебя отвергнуть тело бодхисаттвы и вступить в трижды блаженное состояние дхармакайи, забвению мира и людей навсегда.

Конгломерат, именуемый «я», растворяется. Личность «угасает», как пламя свечи. Но я не могу не отметить, что последний пункт рассуждения вновь невыносимо геоцентричен. 

83. «Тайный Путь» ведет к блаженству паранирваны, но в завершение неисчислимых кальп, нирваны заслуженной и утраченной из безграничного сострадания к миру заблуждающихся смертных.

Этот стих резко противоречит буддийскому учению. Будда, несомненно, достиг «паранирваны» (если, конечно, такое понятие вообще имеет право на существование: «нирвана» означает «уничтожение», а «паранирвана» — «полное уничтожение», и чтобы отличить одного от другого, требуется поистине метафизический склад ума). Несомненно и то, что для этого Будде не потребовалось проходить через прежние кальпы, а предположение о том, что он до сих пор «где-то здесь» и наблюдает за миром, низводит его на уровень обычного божества и вступает в противоречие с утверждениями из «Махапаранирвана-сутры», где Будда торжественно разъясняет, что он уходит, не оставляя после себя ничего, и сравнивает свою смерть с угасанием светильника. Несомненно, наконец, и то, что канонический буддизм — единственный источник, на который мы можем твердо полагаться в постижении учения Будды, если, конечно, Будда и впрямь существовал. Но мы ни в коем случае не обязаны слепо принимать всё учение на веру, сколь бы высоко мы ни чтили личность учителя.

84. Но сказано: «Последний да будет величайшим». Самьяк Самбуддха, учитель совершенства, отрекся от своего Я ради спасения мира, остановившись у порога нирваны — чистого состояния.

Здесь перед нами возникает еще одно метафизическое затруднение: одна разновидность небытия превращается в другую, куда более высокую, за счет того, что мы отказываемся принимать ее блага с радостью.

Учитель обучает учеников не ради личного продвижения по пути (личное продвижение утратило для него всякий смысл задолго до того, как он стал Учителем) и не потому, что он такой уж «добрый и милый». Учителя — как Собаки, которые «лают и кусаются, потому что такова их природа». Мы не нуждаемся в признании, не нуждаемся в благодарности. Глаза бы наши на вас не смотрели! Но что поделаешь — мы вынуждены учить.

Приходится предположить, что этот стих — попытка облечь учение в слова, понятные начинающим. Ср. 13-ю главу «Книги Лжей», где объясняется, как новичка заманивают на путь. Ср. также притчу о дельфине и пророке из «Liber LXV»:

37. Се! Бездна Великой Глуби. В ней могучий дельфин встречает боками удары неистовых волн. 

38. И в ней золотой арфист играет бесконечные песни. 

39. Дельфин, восхитившись ими, сбросил тело свое и стал птицей.

40. Арфист отложил свою арфу и стал играть бесконечные песни на флейте Пана.

41. И, возжелав такого блаженства превыше всего, птица отринула крылья и стала  фавном лесным.

42. Арфист отложил флейту Пана и человеческим голосом принялся петь свои бесконечные песни.

43. И очарованный фавн пошел за ним вдаль; и умолк арфист наконец, и фавн обернулся Паном в самом сердце первозданного Леса Вечности.

44. Но дельфина не очаруешь безмолвием, о мой пророк

85. Отныне ты обладаешь знанием о двух путях. Придет время твоего выбора, о стремящаяся душа, когда достигнешь цели, пройдя семь врат. Твой ум чист. Ты не захвачен больше обманчивыми мыслями, ибо ты познал все. Разоблаченная истина стоит перед тобой, непреклонно взирая в лицо. Она говорит:  «Сладостны плоды покоя и освобождения для Себя, но еще сладостнее плоды непрестанного и горького долга, плоды отречения ради других, во имя страдающих ближних».

86. Тот, кто становится пратьека-буддой, преклоняется только перед своим Я. Но бодхисаттва, одержавший победу и овладевший наградой, и говорящий в своем божественном сострадании:

87. «Для блага других я отрекаюсь от великого воздаяния», — совершает большее Отречение.

Он — СПАСИТЕЛЬ МИРА.

Здесь нам снова говорят о сладости плодов. Но даже в самом начале пути магу приходилось трудиться совершенно независимо от каких бы то ни было плодов, и основной его метод заключался в том, чтобы отвергать любые плоды, какие могут достаться ему по случаю. Все эти рассуждения о «благе других» и о «страдающих ближних» — сентиментальная чушь, лишний раз подтверждающая, что автор обращался к английской, а не к тибетской публике. У того, кто достиг цели, чувство обособленности от других выкорчевано из сознания давным-давно. Будда, совершивший большее Отречение, — Спаситель Мира, а собаковость делает собаку собаковой. В том, что собака собакова, нет никакой ее заслуги. Собака становится собаковой не потому, что отрекается от несобаковости. Спору нет, что второго из двух упомянутых будд мы с вами ценим выше, чем первого, но для вселенной не имеет значения, что предпочитаем мы. «Шествие звездное в небе не для тебя совершается» [47], — сказал Зороастр, и бывают времена, когда дхамма-будда задумывается о том, что в действительности он не выше и не ниже любого другого существа, и мечтает о смерти. Точнее говоря, подобные мысли приходят в голову такому дхамма-будде, которому они не могут не прийти; но этого, разумеется, не происходит, потому что подобные мысли не свойственны дхамма-буддам по природе, — и, более того, никакому дхамма-будде и в голову не придет, что бывают такие дхаммы-будды, для которых подобные мысли вполне естественны. Но зато любой дхамма-будда определенно равнодушен к хуле и хвале со стороны своих «страдающих ближних». Он не нуждается в их благодарности — и закроем уже, наконец, эту досадную тему.

88. Взгляни! В самом конце — цель блаженства и долгий Путь Скорби. Можешь выбирать, о стремящийся к Скорби на протяжении будущих циклов!

ОМ ВАДЖРАПАНИ ХУМ

Этим красноречивым пассажем завершается Отрывок II. Можно отметить, что слова «можешь выбирать» в корне противоречат тому детерминистскому учению, которое и представляет собой ортодоксальный буддизм. Впрочем, о свободе воли уже было сказано в одном из предыдущих комментариев.

ОМ ВАДЖРАПАНИ ХУМ: Ваджрапани — это своего рода универсальное божество одной из предыдущих манвантар, которое дало обет: «Пока этот цикл творения не растворится в полной темноте, я буду трудиться, чтобы каждое живое существо сбросило оковы этой непрерывной цепи причин и следствий. И если я не преуспею, пусть все мое существо разлетится на миллионы осколков!»

Само собой, он не преуспел — и лопнул; так и появились Звезды.

Отрывок III

Семь врат

1. «Упадья, выбор сделан. Я жажду Мудрости. Ты разорвал завесу тайного Пути и научил меня махаяне. Слуга твой готов следовать за тобой».

По-видимому, предполагалось, что этот отрывок должен следовать непосредственно за предыдущим, — но, тем не менее, чела здесь говорит своему гуру, что выбор сделан. И совершенно очевидно, что это не тот великий выбор, о котором шла речь в 88-м стихе отрывка II. Кроме того, может сложиться впечатление, что мадам Блаватская соотносит махаяну и хинаяну с теми «двумя Путями», которым был посвящен предыдущий отрывок. Но это не так. Метод экзегезы, который мадам Блаватская избрала ввиду отсутствия первоисточника, заключался в том, чтобы брать уже существующие толкования и пытаться их опровергнуть, подразумевая, что ей самой лучше знать, что именно содержалось в утраченном оригинальном тексте. Этот метод позволяет обойтись без серьезных исследований и тем самым сэкономить немало сил, — а если повезет, то и обнаружить подтверждения в первоисточниках, буде таковые когда-нибудь отыщутся. В случае с мадам Блаватской такой подход оправдывается тем, что она и впрямь разбиралась в предмете лучше, чем другие комментаторы и сам автор первоисточника. Она попросту использовала восточное учение в собственных целях, подобно охотнику на страусов, который забирается в шкуру мертвой птицы, чтобы подкрасться к живым. Она была Улиссом, а Восток — ее Троянским конем.

2. Хорошо, шравака. Приготовься, ведь дальше ты пойдешь один. Учитель может лишь указать путь. Путь един для всех, но средства достижения цели у всех путников разнятся.

Здесь подразумевается, что одной и той же цели можно достичь разными путями. Чтобы помочь ученику, Учитель должен познать все эти пути на собственном опыте. Он должен исследовать их досконально. Большинство Учителей ограничиваются благочестивой и бессмысленной болтовней — ведь очень легко сказать: «Веди себя хорошо, и будешь счастлив»; и я опасаюсь, что до сих пор эта книга производила точно такое же впечатление на многих своих читателей. Ученику нужны не общие рассуждения о добродетели, не исследования о природе нирваны и не блуждания в дебрях индуистской метафизики, а простые и прямолинейные советы практического характера. Если человек занялся медитацией и столкнулся с тем, что ему мешают мысли какого-то определенного рода, захочет ли он узнать о величии Будды, о достоинствах дхармы и о братском благочестии сангхи? Нет, он захочет узнать, как сделать так, чтобы эти мысли больше не появлялись; и единственный, кто сможет ему помочь, — это Учитель, который в свое время столкнулся с таким же затруднением, но понял, как преодолеть его. Между тем на одного Учителя, по-настоящему разбирающегося в своем предмете, приходится по меньшей мере десять тысяч, которые способны лишь извергать из себя благочестивые банальности. Не хотелось бы тыкать пальцем, но при мысли об этих десяти тысячах на ум немедленно приходят такие имена, как Анни Безант, Прентис Малфорд, Тровард, Элла Уиллер Уилкокс и так далее — вплоть до Артура Эдварда Уэйта включительно. И наоборот, припомнить кого-то из ныне живущих наставников, которые знали бы свой предмет на личном опыте, очень нелегко. Покойный Свами Вивекананда знал свое дело. Сабапати Свами — тоже. Шри Парананда Свами — тоже; и, разумеется, всех их превосходит бхикку Ананда Меттейя. Дополнить этот список больше некем — кроме, пожалуй, Рудольфа Штайнера, который чрезвычайно скрытен, но все же подает признаки личной осведомленности о Пути. Чтобы понять, насколько сведущ Учитель, нужно проделать соответствующую работу самому и посмотреть, станете ли вы после этого понимать его лучше и не пичкал ли он вас обычными благоглупостями, когда вы нуждались в практической помощи.

3. Какой же ты выберешь, о бесстрашное сердце? Изберешь ли ты самтан, учение ока, четверичную дхьяну, или направишься путем парамит, коих шесть, через благородные врата добродетели, ведущие к бодхи и праджне — седьмой ступени Мудрости?

Не следует полагать, что здесь перечислены все Пути из возможных. Очевидно, автор по-прежнему цепляется за те же самые два Пути, о которых шла речь в предыдущем отрывке. «Четверичная дхьяна» — это всего лишь пояснение к термину «самтан». В действительности же ступеней дхьяны насчитывается восемь, и из них четыре именуются низшими, а четыре — высшими. Определение им дается в книге Риса-Дэвидса «Буддизм». Непосредственно перед смертью Будда прошел в медитации все эти восемь стадий, — и вот как они описываются в указанном источнике:

«И тогда Благословенный обратился к Братьям и сказал: “Смотрите же, братья, вот вам мое напутствие: ‘Всякая сложная вещь от природы подвержена распаду. Прилежно трудитесь ради спасения своего!’”

Таковы были последние слова Татхагаты.

Затем Благословенный перешел на первую ступень глубокой медитации. И, поднявшись над первой ступенью, перешел на вторую. И, поднявшись над второй, перешел на третью. И, поднявшись над третьей, перешел на четвертую. И, поднявшись над четвертой ступенью глубокой медитации, вошел в такое состояние ума, где нет ничего, кроме бесконечного пространства. Перейдя же от обычного сознания к бесконечности пространства, он вошел такое состояние ума, где нет ничего, кроме бесконечности мысли. Выйдя из этого состояния, он вошел в такое состояние ума, где нет вообще ничего определенного. Выйдя из состояния ума, где нет ничего определенного, он вошел в состояние между сознанием и отсутствием сознания. Выйдя же из состояния между сознанием и отсутствием сознания, он вошел в состояние, где не осознаются ни ощущения, ни мысли, и ушел окончательно».

Что за вздор! Очевидно, что это говорит человек, ни разу не испытывавший тех состояний, которые он пытается описать, — ибо профессор Рис-Дэвис, несмотря на все свои многочисленные достоинства, все же не Будда, и он совершенно напрасно пытается перевести узкоспециальные термины на язык, в котором эти термины не имеют не только прямого эквивалента, но и чего-то хотя бы отдаленно напоминающего эквивалент. И это типично почти для всех, кто пытается излагать восточные учения. Что требовалось на самом деле, так это человек, владеющий каким-нибудь западным языком и, в то же время, способный добиться соответствующих состояний на практике. Тогда он смог бы облечь в слова свой собственный опыт, и эти слова принесли бы куда больше пользы, чем любой научный перевод восточных трактатов. Я предполагаю, что Блаватская пыталась идти этим путем. Именно поэтому книга ее полна истины и мудрости, хотя и откровенно неаутентична. Теперь же, наконец, появился и тот самый человек, который одновременно и владеет языком, и располагает необходимым опытом, — и это Мастер Терион, Зверь 666, логос Эона, Слово которого — «Твори свою волю: таков да будет весь Закон».

4. Суровый путь четверичной дхьяны вьется в гору. Трижды велик тот, кто поднимется на высокую вершину.

5. Высоты парамит достигаются ещё более крутым путем. Ты должен проложить путь свой через семь врат, семь твердынь, охраняемых жестокими и коварными силами — воплощениями страстей.

Различие между двумя Путями теперь очевидно: путь дхьяны — интеллектуальный или, вернее сказать, умственный, а путь парамиты — нравственный. Но возникает вопрос, следует ли считать эти два пути взаимоисключающими? Если перевести антитезу на более низкий план, будет ли это означать, что хороший человек — непременно дурак, а всякий умный человек — негодяй? Да и кто способен достичь наивысшей власти над собственным умом, если его беспокоят эти «семь жестоких и коварных сил — воплощения страстей»? Итак, дихотомия двух Путей — скорее риторический прием, нежели истина, основанная на опыте.

6. Не унывай, ученик, и помни золотое правило. Раз ты прошел врата шротапатти, «вступившего в поток», то [с того мига,] как коснулся стопами своими ложа нирванического потока в этой или будущей жизни, тебе оста[н]ется лишь семь других рождений, о обладатель алмазной воли.

Автор не объясняет, что подразумевается под «золотым правилом». Шротапатти — это человек, который станет архатом через семь воплощений. О добровольном принятии воплощений ради помощи человечеству буддизм умалчивает. И, разумеется, все разговоры о «нирваническом блаженстве» бессмысленны, потому что блаженство, или Ананда, возникшее с первой джняной, исчезло со второй, чтобы больше никогда не вернуться. Вся тема «ниббаны» безнадежно запутана, и виной тому —  умозрительная метафизика, ошибочные интерпретации и ложные традиции. Не следует забывать, что «ниббана» — это всего лишь перевод термина «нирвана» на пали, язык простонародья, а  нирвана — это состояние, характеризующее мокшу, то есть освобождение, наступающее вследствие нирвикальпа-самадхи. Но индуисты определяют мокшу как единение с Парабрахманом, а Парабрахман не имеет ни количественных, ни качественных характеристик, не подвержен никаким переменам, находится за пределами всех манвантар и пралай и так далее. В каком-то смысле он — чистый Атман.

Буддисты же отрицают Атмана, заявляя, что его не существует. Следовательно — по их мнению, — не существует и Парабрахмана. Есть только Махабрахма, который (по большому счету) подвержен переменам, и когда карма, сделавшая его Махабрахмой, исчерпается, он может переродиться свиньей или пишачем. Таким образом, мокша — это никакое не освобождение, потому что нирвана означает прекращение того, что все-таки может измениться, пускай и очень нескоро. Пока что все достаточно понятно, но затем буддисты берут слово «ниббана» и употребляют его в том же самом значении, в каком индуисты используют термин «нирвана», — но при этом упрямо настаивают, что оно означает нечто совершенно другое. В общем, так оно и есть. Но если спросить: «Ну так и что же оно означает?» — то мы столкнемся с очень существенным затруднением. Я не рискну утверждать, что могу его разрешить, — даже при помощи той логики, которая обретается выше Бездны. Но продемонстрировать это затруднение я могу — пересказав один свой разговор с бхикку Анандой Меттеей, имевший место в ноябре 1906 года, когда я гостил у него в монастыре в окрестностях Рангуна. Я тогда утверждал, что результат — это прямое следствие усилий, приложенных учеником. Если ученик будет усердно и достаточно долго работать, он обречен на успех и имеет полное право заявлять, что между его работой и результатом есть причинно-следственная связь. Бхикку, со своей стороны, не возражал, что так дело может обстоять на начальных ступенях — например, на стадии джняны, — но достижения состояния архата зависит, скорее, от всеобщей кармы, нежели от личной, наработанной соискателем. Отринув вопрос о том, уж не тождественны ли эти два рода кармы, он благополучно избежал метафизического крючкотворства и представил свою точку зрения в следующих образах. Есть два колеса: первое — колесо ниббаны, второе — колесо достижения адепта. В каждый данный момент эти два колеса соприкасаются лишь в одной точке. Соответственно, соискатель может достичь обода своего колеса, то есть вершины своих трудов, в любое время, но если ему не удастся сделать это в тот самый миг, когда точка на ободе, в которой он находится, соприкоснется с колесом ниббаны, то архатом он не станет. Поэтому ему необходимо оставаться на этой вершине как можно дольше (по сути, постоянно) и дожидаться, когда две точки, наконец совпадут,  — а для этого, быть может, придется прожить в совершенстве множестве воплощений. Под совершенством он подразумевал здесь не вершину духовного опыта, а безупречность шилы, то есть строго соблюдения правил, предписанных Буддой для бхикку. Далее он заявил, что Будда, по всей видимости, придавал куда более важное значение добродетели, нежели духовным достижениям, почитая добронравного бхикку не только превыше богов, но и превыше величайших йогов. (А для буддиста, разумеется, очевидно, что индуистские йоги, даже самые выдающиеся, все-таки не архаты.) Правила, предписанные бхикку, добавил он, и составляют условия, необходимые для того, чтобы стать архатом. У хорошего бхикку есть на это хоть какой-то шанс, даже если духовный опыт его совсем невелик, а плохого бхикку и у того, кто вообще не стал бхикку, ни единого шанса нет, даже если он способен без труда достичь самадхи любого рода. Это очень важное обстоятельство, из которого следует, что человек, достигший на духовном плане всего, чего только можно, прошедший все дхьяна-локи и арупа-брахма-локи и до конца исчерпавшему свою карму, запросто может после этого перевоплотиться в бледную спирохету и начать все с начала. Кроме того, даже самый добродетельный бхикку может по особому невезению отступить от Добродетели за миллионную долю секунды до того, как точка на окружности колеса, где он находится, соприкоснется с колесом ниббаны, — и даже если спустя две миллионных доли секунды он вернется обратно, состояние архата ускользнет от него на неопределенно долгий срок.

Тогда я сказал: «О блистательнейший толкователь благого Закона! Молю тебя, объясни, в чем именно заключается разница между этим учением, и тем, которое проповедовал нам Шри Парананда, утверждавший, что достижение самадхи зависит не только от успехов в йоге, но и от милости Господа Шивы, и что от йоги нам не будет никакого проку, если Господь Шива окажется не в духе». И бхикку ответил мне театральным шепотом: «Разницы никакой, просто это не по-буддийски». На этом примере ученик поймет, что о ниббане и ее сущности можно не беспокоиться: лучше сосредоточиться на управлении своими мыслями.

7. Взгляни. Что видишь перед своими глазами, о стремящийся к богоподобной Мудрости?

8. «Покров мрака — над глубинами материи, в его изгибах я борюсь. Перед моим взглядом мрак сгущается, владыка; он разгоняется по мановению твоей руки. Тень движется, изгибаясь подобно выползающей змее... Он растет, ширится, и исчезает в темноте».

В этих стихах описывается особая визуализация. Адепт может опробовать ее на собственном опыте — иногда этот метод приносит пользу.

9. То тень от твоего личного «я» вне Пути, отбрасываемая на темноту твоих грехов.

Этот очаровательный поэтический образ не следует понимать буквально.

10. «Да, владыка; я вижу Путь; его основание в трясине, его вершины теряются в великолепном свете нирваны; и я вижу всё сужающиеся Врата на трудной и тернистой тропе к джняне».

Видение продолжается, и здесь оно, к величайшему нашему прискорбию, начинает напоминать цветные открытки с изображениями Широкого и Узкого Путей, намозолившие глаза тем несчастным, кого дела мирские слишком часто приводят на  Патерностер-роу[48].

12. Хорошо видишь, лану. Эти врата ведут стремящегося через воды на «другой берег». У каждых врат золотой ключ, открывающий их двери; ключи эти следующие:

I. Дана. Ключ милосердия и любви бессмертной.

II. Шила. Ключ гармонии между словом и делом, уравновешивающий причину и последствие, и не оставляющий места действию кармы.

III. Кшанти. Кроткое терпение, ничем не возмутимое.

IV. Вайрагья. Безразличие к наслаждению и боли, иллюзия побежденная и лишь одна истина зримая.

V. Вирья. Непобедимая энергия, пробивающая дорогу к высшей Истине из болота земной лжи.

VI. Дхьяна, золотые врата которой ведут нарджола в царство вечного Сата и к его непрестанному созерцанию.

VII. Праджня, ключ к которой делает человека богом, бодхисаттвой, сыном дхьяни.

Таковы золотые ключи к Вратам.

(Подраздел I.) Слова «милосердие» и «любовь» употреблены здесь как термины, означающие «агапэ». «Любовь есть закон, любовь в согласии с волей». Слова «Агапэ» и «Телема» соответствуют одному и тому же числу, 93, что означает их каббалистическое тождество. Такая любовь не имеет ничего общего со слезливой сентиментальностью. Подавляющее большинство последователей христианской науки, теософии, «нового мышления» и тому подобных движений полагают, что барахтанье в вялых грезах и рассылка потоков любви на все шесть сторон света, пойдут им на пользу. Так вот: не пойдут. Любовь — это чистое пламя, стремительное и смертоносное, как молния. Вот такого рода любовь нужна ученику.

(Подраздел II.) «Ключ», о котором здесь говорится, подробно разъяснен в «Тянь Дао» (см. сборник «Konx Om Pax»), но есть еще один особенный метод, не принадлежащий к этому плану; аналог его — то равновесие, которое позволяет совершать действия, не приносящие результата. Объяснить суть этого метода практически невозможно. Вот самое внятное, что я могу сказать по этому поводу: почти такое же ощущение возникает тогда, когда удается стать невидимым. «Шила», о которой здесь идет речь, не имеет никакого отношения к очаровательным ирландкам, носящим созвучное имя.

(Подраздел III.) Упомянутое «терпение», судя по всему, подразумевает отвагу чрезвычайно деятельного рода. Это свойство, которое сохраняется вопреки любому противодействию. Не будем забывать, что английское слово patience, «терпение», происходит от латинского patior, «я страдаю». Но в древности страдание не считалось чисто пассивной функцией. Оно переживалось очень активно и напряженно. По сей день этот смысл сохраняется в некоторых словах и выражениях, и именно с ним связано истинное и тайное значение фразы «Accendat in nobis Dominus ignem sui amoris et flammam æternæ caritatis»[49]: заключенную в ней тонкую двусмысленность древние почитали высочайшей формой остроумия.

(Подраздел IV.) «Безразличие» здесь — почти то же самое, что и непривязанность. Это учение в свое время открыли для себя и на Западе, где о нем обычно говорят как об «искусстве ради искусства». Качество это решительно необходимо для занятий йогой. В периоды так называемой сухости к вам приходит «дьявол» и начинает убеждать вас: если, мол, вы продолжите медитировать, выполнять пранаяму или другие упражнения, которыми вы сейчас занимаетесь, то вы попросту сойдете с ума. Кроме того, он принимается доказывать, что для дальнейшего духовного развития вам решительно необходим отдых. Он объясняет, что, согласно великому закону действия и противодействия, вам следует чередовать ваше нынешнее занятие с каким-то другим. Одним словом, вы должны так или иначе изменить свои планы. Любая попытка вступить с ним в спор обычно заканчивается поражением. Поэтому вам следует отвечать так: «Но мне и дела нет ни до какого духовного развития! Я занимаюсь этим делом потому, что оно стоит у меня в расписании и я обязался его выполнить. Может, это и вправду остановит мое духовное развитие раз и навсегда, но какая разница? Я с радостью приму вечное проклятие, но не отступлю от своей клятвы ни на волос». Сказав так, вы тотчас же обнаружите, что все противоречие было лишь иллюзией. Да, иногда мы действительно слепнем и вязнем; иногда приходится пробивать себе дорогу сквозь целый океан смолы. Нет больше ни Надежды, ни Веры. Нам остается только защищать Любовь — изначальный источник нашей энергии, — укрывая ее под маской безразличия. Впрочем, этот образ не совсем точен. Безразличие — не маска и не плащ; оно должно быть совершенно искренним. Нужно по-настоящему победить все желания, потому что всякое желание — это ниточка, за которую вас можно потянуть в ту или иную сторону, а чтобы достичь нирваны, нельзя идти ни в одну из сторон. Нирвана вне всех направлений — она, образно говоря, находится в четвертом измерении.

(Подраздел V.) «Вирья» этимологически означает «мужественность». Это качество традиционно обозначалось Фаллосом, и значение его столь велико, что Фаллос стал универсальным символом — по причинам, не имеющим отношения к природным свойствам и функциям этого органа. Впрочем, последние подтверждают правильность этого выбора. Фаллос свободен: он обладает собственной волей, достаточно независимой от сознания своего обладателя. Он не ведает мук совести. Он восстает по своему желанию. Он не заботится ни о чем, кроме достижения своей цели. Снова и снова этот символ предстает перед нами как некий идеальный прообраз. Он олицетворяет одновременно и Начало, и Путь, и Цель. Но в данном контексте он фактически синонимичен Воле, а предмет Воли подробно рассматривается в части II «Книги Четыре», поэтому мы, во избежание лишних хлопот, рискнем предположить, что читатель уже знаком с этим шедевром.

(Подраздел VI.) Этот вопрос тоже тщательно разобран в «Книге Четыре» (часть I). Буддийское понятие «джхана» не вполне аналогично индуистской «дхьяне», хотя этимологически первый из двух этих терминов — просто искаженная форма второго. Сумасшедшая гонка за классификациями, которой одержим дуалистический разум человека ученого, на Востоке достигла поистине гибельных масштабов. Поставив себе целью распределить все состояния ума на 84 категории (84 — это 7 х 12, что для этих тщеславных глупцов уже само по себе аргумент), буддисты не стесняются выдумывать названия для несуществующих психологических состояний или заносить в список одно и то же состояние несколько раз. В результате изучать их работы по психологии и тому подобным предметам невероятно трудно. Их отец-основатель — Будда, или кто бы он ни был,  — извлек из недр своего ума немало драгоценных камней, но эти чертовы интеллектуалы, которые редактировали его труды, попытались составить ожерелье — и нанизали алмазы вперемешку со стекляшками. В результате многие исследователи убеждены, что все восточные понятия о психологии лишены смысла. Схожим образом обстоит дело и с западной философией, которой такую же медвежью услугу оказали схоласты. До сего дня многие даже не догадываются, что они проделали немало полезной работы, и приводят их знаменитые споры о том, сколько ангелов поместится на острие иглы, как пример тщеславной глупости и академического чванства. В действительности же глупы не схоласты, а критики, не видящие дальше своего носа. Упомянутый спор об ангелах связан с глубочайшими метафизическими проблемами, по поводу которых, собственно, и разгорелись дебаты. Полагаю, критики воображают, будто схоласты спорили о точном числе — то есть, хватит ли места на кончике иглы только для двадцати пяти ангелов или двадцать шестой тоже втиснется. Воистину, надо быть очень поверхностным человеком, чтобы с такой готовностью приписывать собственное пустомыслие другим! Но, таки или иначе, педанты все же натворили немало бед, и тончайшие отличия между разными джханами мало о чем говорят западному человеку, даже если тот испытал эти состояния сам. Кроме того, если принять во внимание ошибки, которыми изобилуют переводы буддистских текстов, то ненадежность, если не совершенная бесполезность последних станет вполне очевидна. Но коль скоро мы признаем эту книгу за творение самой Блаватской, в этом отношении нам беспокоиться не о чем. Возможно, у кого-то возникнет сомнение, достаточно ли хорошо она владела английским, — но слог этого конкретного трактата, несмотря на некоторую тягу к сентиментальностям и высокопарностям, достоин всяческих похвал. Насколько я понимаю, в этом подразделе речь идет примерно о том же, о чем когда-то говорил мой мадрасский гуру, а именно: во всяком теле, способном к медитации, есть особая точка;  если однажды найти ее, то в дальнейшем мысли будут устремляться к ней естественным путем и все проблемы с сосредоточением исчезнут. Гуру может подсказать ученику, где находится эта точка.

(Подраздел VII.) Здесь возникает путаница между ключами и вратами. Первые пять пунктов — это, очевидным образом, ключи. Последние два больше похожи на врата, несмотря на то, что утверждается в тексте. Кроме того, термин «бодхисаттва» употреблен здесь в каком-то странном значении, не поддающемся толкованию. Немного позже мы обсудим этот вопрос подробнее. Дхьяни — это своего рода боги: либо люди, достигшие совершенства, либо, так сказать, природные божества, которые проводят вечность в непрестанном созерцании вселенной. Примерно то же самое представляет собой Мастер Храма. Нарджол — это «идущий по пути», а не название слабительного.

13. Прежде чем сможешь приблизиться к последним, о ткущий свою свободу, на изнурительном Пути ты должен овладеть этими парамитами совершенства — высшими добродетелями, коих шесть и десять.

И снова мы вернулись к парамитам, а между тем в этом трактате о них не говорится больше ничего. Стоит ли об этом пожалеть? Пожалуй, нет; не так утомителен сам Путь, как Проповеди о Пути.

14. Ведь прежде чем ты станешь достоин встретить Учителя своего лицом к лицу, свет к свету — что было тебе сказано?

Опять все та же проблема: не вполне понятно, к какой стадии развития ученика, относится то или иное наставление.

15. Прежде чем ты сможешь приблизиться к первым вратам, ты должен научиться отделять тело от ума, рассеивать тень и жить в вечном. Для этого ты должен дышать и жить во всём, как всё воспринимаемое тобой дышит в тебе; чувствовать, что пребываешь во всех вещах, а все вещи — в Я.

В стихе 13 нам было велено овладеть парамитами, прежде чем приблизиться к последним вратам. Здесь же автор внезапно возвращается к первым вратам и перечисляет условия, которые надо исполнить, прежде чем к ним приблизиться. Впрочем, это можно принять за своеобразную шутку наставника. Работа гуру нелегка, и время от времени он развлекается, приказывая ученику сделать что-нибудь очевидным образом невозможное. От этого уважение ученика к гуру только растет — и последнему становится легче работать; не говоря уже о том, как забавно бывает наблюдать за беспомощным и растерянным учеником! Итак, в этом стихе конечный результат работы преподносится как условие, необходимое для того, чтобы к ней приступить. Все равно что сказать слепому: проникни взглядом сквозь кирпичную стену — и ты прозреешь!

16. Ты не должен позволять своим чувствам делать из твоего ума место для игр.

За неподъемной задачей, возложенной на ученика в стихе 15, следует простейшее наставление для новичков. Самый лучший выход из этого противоречия — истолковать стих 15 в самом примитивном смысле. Попробуем перефразировать его так: «Выработай привычку думать о своем разуме и теле как об отдельных объектах. Сосредоточься на вечных ценностях и не поддавайся иллюзиям, внушающим тебе, будто материальный мир реален. Постарайся осознать единство всего сущего». Это вполне разумные и уместные указания, предвосхищающие конечную цель пути. Они помогают примирить эмоции и интеллект с… с тем, что впоследствии окажется нереальным.

17. Ты не должен отделять свое бытие от Бытия и прочего, но слить Океан с каплей, а каплю — с Океаном.

Это тоже можно истолковать простейшим образом: «С самого начала поставь своей целью избавиться от чувства обособленности».

18. Так достигнешь ты и полного созвучия со всем живущим, и такой любви к людям, как если бы они были твоими братьями, учениками единого Учителя, сынами одной нежной матери.

Теперь становится очевидно, что предыдущие стихи действительно следовало понимать в самом простом и прямом смысле, так как стих 18 — это всего лишь заявление о том, что раздражительность не способствует медитации. Разумеется, всякий, кто испытывает «такую любовь к людям», попросту страдает от размягчения мозгов, — если, конечно, понимать эти слова буквально. Чистый путь Любви существует, но он не имеет ничего общего со всей этой слюнявой патокой.

19. Наставников много; Учитель лишь один — алайа, мировая Душа. Живи в этом Учителе, как его луч живет в тебе. Живи в ближних твоих, как они живут в нем.

Перед нами очередной совет о необходимости избавиться от чувства обособленности. Здесь описывается природа атмана, но атман, как уже было сказано выше, — это не буддийское, а индуистское понятие. Подразумевается, что  нужно соотносить всех и вся с атманом — или, если угодно, рассматривать любой объект как некое искажение атмана, но помнить о том, что оно нереально, так как атман — это единственная реальность. Схожее наставление содержится в «Liber Legis»: «Да не будет различий средь вас между всякою вещью и всякою вещью другою; ибо от этого — вред»; и далее предписывается «не смешивать разделенья пространства», говоря: «Они едины» или «Их много»[50].

20. Прежде чем вступишь на порог Пути, прежде чем пройдешь первые Врата, ты должен слить два в Одно и пожертвовать личное безличному Я, тем разрушив путь между двумя — антаскарану.

Здесь опять возникает та же путаница, что и в 15 стихе: утверждается, что для разрушения низшего манаса требуется стать по меньшей мере Мастером Храма.

21. Будь готов ответить дхарме, суровому закону, голос которого спросит тебя при первом, начальном шаге:

Соответствуешь ли всем правилам, о исполненный возвышенных надежд?

Привел ли свои ум и сердце ты в созвучие с великими умом и сердцем всего человечества? Ибо, как в гремящем голосе священной реки откликаются звуки всей природы, так и сердце «вступающего в поток» должно трепетать, откликаясь на каждый вздох и помысел всего, что живет и дышит.

Очередная нелепость. Что толку вопрошать человека «при самом первом, начальном шаге», соответствует ли он всем правилам? Если бы ученик мог ответить на этот вопрос утвердительно, он бы уже находился на гораздо более высокой ступени. Разумеется, если бы мы могли истолковать слова «порог Пути», «первые Врата» и «поток» как эквивалент самого шротапатти, «вступившего в поток», то весь этот отрывок приобрел бы смысл. Тогда все стадии, как и этапы Благородного Восьмеричного пути, проходились бы не последовательно, а одновременно, и мы миновали бы все семь врат разом, подобно графу Сен-Жермену, когда тот был изгнан из Берлина.

23. Учеников можно уподобить чутким струнам вины; человечество — ее деке; руку, пробегающую по струнам — стройному дыханию Великой Мировой Души. Струна, не способная отзываться на прикосновение учителя звуком, нежно гармонирующим с другими струнами, лопается и отбрасывается. Так и с совокупностью умов лану-шравак. Они должны быть настроены на ум Упадьи, единый со Сверхдушой, или отпасть.

По большому счету, это цветистое описание — не более чем призыв смириться, кротко принять обстоятельства как они есть и согласиться с неизбежностью высшей, конечной цели. Теперь встает вопрос о переходе через Бездну — и, следовательно, о том, как такие «братья тени», следующие Путем Левой Руки.

24. Так происходит с братьями тени — убийцами своих душ, ужасными дад-дугпами.

Об этих «братьях тени», или последователях Пути Левой Руки, очень подробно рассказано в «Liber 418». Свободный Адепт на пороге перехода встает перед выбором: броситься ли ему в Бездну, отрекшись от всего, что он собой представляет и чем владеет, или же затвориться в себе и заняться тем, что он по ошибке принимает за продолжение личного развития в некоем оригинальном ключе. Второй из двух этих возможных путей не проведет его через Бездну, но вынудит остаться в Даат, а Даат — это венец ложного Древа Жизни, лишенного Горней триады. Тех, с кем это случилось, называют черными магами, но надо отметить, что сам этот термин вызывает много недоразумений. Даже автор настоящего трактата, похоже, употребляет его невпопад. Ни Красные, ни Желтые шапки[51] на самом деле не достигли той стадии, о которой мы говорим. А для Мастера Храма, между белой и черной магией в обычном понимании «человека с улицы» разница исчезающе мала, так как последний называет белой магией ту, что идет ему на пользу, а черной — ту, что причиняет ему вред. Если маг избавит его от головной боли или подаст хороший совет для игры на бирже, то этот маг — белый, а если нашлет на него болезнь или нечто подобное — черный. Но с точки зрения  Мастера Храма оба упомянутых мага в равной мере слепы и глупы. На низших ступенях есть только один верный путь, а все прочие неверны. Этот верный путь — стремиться к Познанию и Собеседованию со своим Священным Ангелом-Хранителем и, соответственно, делать все, что может поспособствовать этой цели, но при этом ничего другого не делать. И, разумеется, совершать какие бы то ни было чудеса — это, за исключением особых и редких ситуаций, большая ошибка, поскольку они истощают высшую энергию, которую надлежит хранить для исполнения Главной Задачи. Мы помним, что Познание и Собеседование со Священным Ангелом-Хранителем соответствует Тиферет, а Свободный Адепт находится в Хесед, — но как же тогда черному магу, последователю Пути Левой Руки, вообще удалось достичь этой степени? Ответ дается в 11-м Эфире: когда Свободный Адепт достигает границы Бездны, Священный Ангел-Хранитель покидает его, и это — самое страшное из всего, что таит в себе Переход. На первый взгляд, кажется невозможным, чтобы человек, однажды вкусивший Познание и Собеседование, поддался впоследствии тому слепому ужасу, имя коему — Хоронзон. Но все же это случается. Некоторые связанные с этим проблемы или, вернее сказать, тайны, слишком глубоки, чтобы вдаваться в них прямо здесь, но главное, что нужно запомнить, — это то, что ни во Внешнем ордене, ни даже в Коллегии Адептов мы никогда не можем с полной уверенностью сказать, к чему придет в конце концов тот или иной соискатель. Даже самый великий и святой из Свободных Адептов может во мгновение ока превратиться в Брата Левой Руки. Именно по этой причине Великое Белое Братство не поддерживает прямого и постоянного контакта с низшими ступенями Ордена. Но по той же самой причине Братья А\А\ не отвергают никого. Любой может объявить себя одним из Них, и Они возражать не станут; но если уж он так решил, пусть не отступает от своего слова.

25. Настроил ли ты свое бытие на великую боль человечества, о претендующий на свет?

Если так... можешь войти. Но прежде чем ты вступишь на мрачный Путь Скорби, тебе хорошо бы узнать все ловушки на этом пути.

. . . . . . . . . . . .

Создается впечатление, что предпосылка для вступления на этот Путь — Видение Скорби, и комментатор склонен высказаться в поддержку этой теории, поскольку лично его — в свое время — именно Видение Скорби сподобило принести первую Великую Клятву. Ему внезапно открылись Три Характеристики, полный рассказ о чем можно найти в части IV «Книги Четыре». Очевидно и то, что устремление к высшему рождается из внутреннего недовольства того или иного рода. Но при всем том я не считаю, что недовольство во всех случаях должно быть настолько осознанным и универсальным, как подразумевается в этом стихе.

26. Вооруженный ключом милосердия, любви и нежного сострадания, ты в безопасности перед вратами даны, стоящими при входе на Путь.

27. Взирай, о счастливый путник! Врата перед тобой высоки и широки, и кажутся легко доступными. Дорога, ведущая через них, пряма, ровна и зелена. Это как солнечная поляна в глубине темного леса, словно отражение рая Амитабхи. Там птицы в блистающем оперении и соловьи надежды распевают в зеленых чащах, предвещая успех бесстрашным путникам. Они воспевают пять совершенств бодхисаттвы, пять источников силы бодхи и семь ступеней Знания.

28. Проходи! Ведь ты принес ключ; ты в безопасности.

Отточие после стиха 25, на мой взгляд, подразумевает резкую смену темы, хотя в других случаях мне так не казалось. Что означает Дана в формальном смысле слова, я уже объяснил, и на этом этапе Путь, несомненно, видится привлекательным. Соискатель предвкушает радостный прием в Содружество Адептов. Он сейчас — словно мальчик, торопящийся на первое свидание. Однако у этих стихов есть и другой смысл: они описывают начальные этапы практики медитации, когда все кажется таким простым и незатейливым — и, вместе с тем, таким приятным и легким. Во всем этом есть что-то глубоко человечное: обычно в таком приподнятом состоянии духа люди пускаются навстречу самым опасным приключениям.

29. И ко вторым Вратам дорога зеленеет, но она крута и вьется вверх до каменистой вершины горы. Седые туманы нависнут на суровую и скалистую вершину, и вне пути всё погрузится во мрак. Чем далее продвигается путник, тем слабее звучит в его сердце песнь надежды. Дрожь сомнения проникает в него, его поступь становится всё менее уверенной.

Описание этого пути соотносится с началом «сухости» в освоении навыка медитации.

30. Берегись, о ищущий! Опасайся страха, который подобно черным и беззвучным крылам полуночного упыря распространяется между лунным светом твоей души и великой целью, брезжащей вдали.

Этот стих тоже, по-видимому, относится к начальным стадиям работы, потому что здесь Ученика предупреждают об опасности страха. Страх — это, как известно, первые из врат, через которые соискатель проходит в египетской системе. Поэтому важно выстроить свою жизнь так, чтобы ни одно из ваших занятий не мешало остальным и чтобы вы сами не навлекали на себя никаких неприятностей. Лучше всего воспользоваться методов, описанным в «Тянь Дао».

31. Страх, о ученик, убивает волю и останавливает всякую деятельность. Если путнику недостает добродетели шилы, он оступится, и на каменистом пути собьёт свои ноги об острые камни кармы.

Это предостережение не так самоочевидно, как кажется. Страх не просто мешает сосредоточению. Реакцией на страх становится чрезмерная храбрость, а все, что нарушает совершенную простоту бессознательного, ведет к неприятностям. Проблемы такого рода можно назвать кармическими, потому что они обусловлены событиями прошлого.

32. Да будет уверена твоя поступь, о ищущий! Омой свою душу в сущности кшанти, ведь ты приближаешься к названным так вратам, к двери стойкости и терпения.

Итак, мы приблизились к третьим вратам. Обратите внимание, что врата по-прежнему путаются с ключами. Как уже было сказано, терпение следует понимать, скорее, как самообладание и отказ принимать даже милости и дары, если ты к ним еще не готов.

33. Не закрывай своих глаз, не упускай из виду дордже; стрелы Мары всегда попадают в человека, не достигшего вайрагьи.

Указание «Не закрывай своих глаз» может означать «не спи» или «не погружайся в экстаз» — а, возможно, и то и другое. Дордже — это вихревая сила, порождаемая любым действием. Вайрагья — это определенный этап в развитии духовной силы. Суть в том, что глубокая и страстная жажда экстаза заставляет нас поддаться ему, и если мы поддаемся, то погружаемся в иллюзию, ибо даже наивысший экстаз — это все же иллюзия. Достигнув дхьяны, многие практикующие попросту перестают работать дальше. Вайрагья же — это безразличие (на грани отвращения) ко всему на свете. В общем, очень похоже на оксфордский подход к жизни. Впрочем, и в Кембридже смотрят на вещи так же, только вдобавок еще и не дают себе труда льстить другим.

34. Опасайся трепета. Под дыханием страха ключ кшанти ржавеет, а ржавый ключ отказывается отпирать.

Под «трепетом», судя по всему, подразумевается тот головокружительный экстаз, о котором говорилось выше, а под «страхом», вероятно, страх панический — чувство, аналогичное тому, из-за которого возникает так называемая психологическая импотенция.

35. Чем больше продвигаешься, тем больше будет встречаться ловушек под ногами. Путь, ведущий дальше, освещается одним огнем — светом дерзания, горящим в сердце. Чем больше дерзаешь, тем больше получишь. Чем сильнее боишься, тем бледнее становится тот единственный свет, который может вести. Ибо как за последним лучом солнца, медленно угасающим на вершине высокой горы, следует глубокая ночь, так и со светом сердца. Лишь только он угаснет, темная и грозная тень ниспадет из твоего собственного сердца на путь, и в ужасе пригвоздит твои ноги к месту.

Это правда, что чем дальше ты продвигаешься, тем более коварными и опасными становятся враги, — и так вплоть до перехода через Бездну, а описанные здесь состояния, судя по всему, относятся к сферам не выше Тиферет. К превеликому своему сожалению вынужден отметить, что к этому месту мадам Блаватская впала уже в полную зависимость от собственного стиля. Она совершенно погрязла в поэтической и романтической образности и в мильтоновских инверсиях (я не имею в виду «Лисидаса»), чего не наблюдалось в предыдущих частях этого трактата. Соответственно, весь этот стих — пространное рассуждение об очевидном. Впрочем, последней фразе речь идет о Страже Порога, и это вполне уместно. Упомянутый Страж и есть Страх, а форма, которую он принимает, — Рассеяние. Именно в этом смысле Сатану — или, точнее, Самаэля, совершенно другого персонажа, обвинителя Братьев, можно назвать Дьяволом.

36. Опасайся, ученик, мертвящей той тени. Никакой свет Духа не рассеет мрака души, если из нее не исчезли все себялюбивые помыслы, если путник не может сказать: «Я отрекся от преходящей формы; я разрушил причину и отныне теней, отбрасываемых следствиями, больше не может быть».

Ибо настала последняя великая битва, заключительная война  между высшим и низшим Я. Гляди, само поле битвы поглощено великой войной, и его больше нет.

Эта цитата уместна лишь в устах Будды — из которых она в свое время и вышла. На данном этапе высшее и низшее Я сливаются воедино. Рассматривать их состязание как войну — большая ошибка: это не война, а бракосочетание.

37. Но как только ты прошел врата кшанти, предпринимается третий шаг. Твое тело — твой раб. Теперь готовься к четвертым — Вратам соблазнов, обольщающих внутреннего человека.

Теперь мы находимся на совершенно другом, более высоком плане. Высшее и низшее Я стали Единым Целым. И далее речь пойдет о том, как это Единое проходит путь от Тиферет до Бины.

38. Как только ты приблизишься, прежде чем рука твоя поднимет затвор четвертых Врат, ты должен овладеть всеми умственными изменениями в своем Я, победить полчища мысленных ощущений, которые, тонкие и коварные, непрошенно прокрадываются в светлое святилище души.

Итак, на этом этапе наши враги — умственные изменения и посторонние мысли. Все это опасности — довольно тонкого свойства, потому что мысли следовало победить — или, точнее говоря, отделить их от своего «я» — гораздо раньше . Но теперь нам предстоит снести стены крепости и сразиться с умом не на жизнь, а на смерть в открытом поле.

39. Если не желаешь быть уничтожен ими, ты должен обезвредить собственные создания, порождения своих мыслей, которые невидимыми и неощутимыми роятся вокруг рода человеческого. Они — потомство и наследие человека и его земных скверн. Ты должен изучить пустоту кажущейся полноты и полноту кажущейся пустоты. О бесстрашный стремящийся, взгляни глубоко в родник собственного сердца и отвечай: знаешь ли ты силы Я, о постигающий внешние тени?

Если не знаешь — ты пропал.

Чтобы обезвредить мысли, необходимо уравновесить противоположности. В этом и заключается смысл предписания «Ты должен изучить пустоту кажущейся полноты и полноту кажущейся пустоты». Эта тема рассматривается довольно подробно в очерке «Солдат и Горбун» («Эквинокс», I, 1); кроме того, множество замечаний на этот счет можно найти в других работах Алистера Кроули.

Необходимо достичь подлинного тождества между Я и Не-Я.

40. Ибо на четвертом Пути самое легкое дуновение страстей или желаний заставит колебаться ровный свет на чисто белых стенах Души. Малейшая волна сожаления или тоски по обманчивым дарам майи, проходящая по антаскаране — пути между твоим Духом и твоим я, магистрали ощущений, грубых породителей ахамкары, — мысль, столь же мимолетная, как вспышка молнии, лишит тебя всех трех наград, которые заслужены тобой.

Смысл этого высказывания изрядно омрачен поэтическими потугами, но, в целом, понятно, что в эту напряженную интеллектуальную медитацию не должны вмешиваться никакие желания и что общая цель ее — в том, чтобы не отдавать никакому предмету предпочтения перед остальными. Слова о том, что «мысль, столь же мимолетная, как вспышка молнии, лишит тебя всех трех наград, которые заслужены тобой», отнюдь не означают, что, допустив ошибку в этой медитации, вы будете вынуждены начать всю работу с чистого листа, как совершенный новичок. Но, разумеется, как и во всякой медитации одно-единственное отвлечение сводит на нет все результаты непосредственно предшествующего этапа. И если вы добиваетесь кумулятивного эффекта, то медитацию придется начать с начала: в момент отвлечения вы попросту разрядитесь, как лейденская банка. Однако сама по себе эта фраза только вводит в заблуждение, поскольку ниже, в стихе 70, автор справедливо указывает: «…каждая неудача есть успех, и каждая искренняя попытка со временем вознаградится».

41. Ибо знай: ВЕЧНОЕ не знает перемен.

Здесь перед нами опять появляются субъект «ВЕЧНОЕ» и предикат «тот, кто не знает перемен»: индуистский принцип отождествляется с буддийским, и тождество это маскируется путаницей в терминологии. Индуист говорит: «X = A». Буддист говорит: «Y = A». При этом оба яростно отрицают, что X = Y, хотя два эти равенства — единственный наш источник информации и об X, и об Y. Метафизики всегда обожали строить воздушные замки. Нам приходится постулировать существование Незримого, скрытого за Зримым, но если мы определим Незримое как круглый квадрат, то сразу же вступим в противоречие со своими коллегами, предпочитающими определять его как квадратный круг. Единственный способ избежать этого — отказаться от всяких споров и сосредоточиться на медитации до тех пор, пока не наступит время разобраться со всеми ментальными явлениями раз и навсегда при помощи какого-нибудь метода, подобного тому, что описан в «Liber 474» (см. «Эквинокс», I, 7).

42. «Оставь безвозвратно восемь жестоких сожалений. Если не покинешь их, то уж точно не сможешь прийти ни к мудрости, ни к освобождению»,  — сказал великий Владыка, Татхагата Совершенства, «тот, кто следовал по стопам своих предшественников».

«Восемь жестоких сожалений» — это пять чувств и тройственный огонь Вожделения, Ненависти и Безразличия. Но эту цитату я вижу впервые, и уж точно Будда не мог произнести такие слова, как «уж точно».

43. Сурова и непреклонна добродетель вайрагьи. Если хочешь овладеть ее путем, твой ум и твое восприятие должны быть еще свободнее от своего убивающего действия, чем раньше.

Тут налицо какие-то проблемы с языком. Слово «убивающий», вероятно, следует понимать как «губительный для цели, к которой стремится ученик». Но все равно это высказывание кажется неуместным. На столь высоком пути — и даже еще раньше, после того, как был пройден второй из путей,  — упомянутое «действие» уже не способно причинить никакого вреда. Очень трудно понять, чего на самом деле здесь хочет от нас автор.

44. Ты должен проникнуться чистой алаей, стать единым с Душою-Мыслью природы. В единстве с нею ты непобедим; обособившись, ты станешь игралищем самвритти, источника всех заблуждений мира.

Подразумевается, что необходимо достичь созвучия со вселенской Душой Природы. Душа Природы, о которой здесь идет речь, — это, разумеется, нечто воображаемое и прямо противоположное всему, что мы в действительности знаем о природе. Фактически, эта некая благочестивая фантазия. Приписать Душе Природы приписать чистоту, спокойствие, доброту и прочие добродетели, приличествующие чинному чаепитию, можно только в силу ложных выводов. Если облечь эту мысль в форму логических рассуждений, она примет следующий причудливый вид: Проявленное не равно Скрытому, следовательно, Скрытое не может обладать теми же качествами, что и Проявленное. В действительности Природа как мы ее знаем, безмозгла, жестока, свирепа, прекрасна, расточительна и, самое главное, являет собой сосуд неистощимой энергии. Однако в медитации Природа открывается с совершенно иной стороны. Многое из того, что казалось бессмысленным или жестоким, оказывается совершенно оправданным, а красота, мощь и величие или, если угодно, любовь, сохраняются в неизменности. Это первый из двух перевернутых треугольников Древа Жизни.

Рассуждение о «самвритти» — совершенная чушь. Вритти — это впечатления или причины впечатлений, а самвритти — это попросту их совокупность.

45. Всё в человеке преходяще, кроме чистой яркой сущности алаи. Человек — ее кристальный луч; луч непорочного света внутри, форма из материального праха — внизу, снаружи. Этот луч — твой водитель жизни и твоё истинное Я, Наблюдатель и безмолвный Мыслитель, жертва твоего низшего я. Твою душу нельзя поранить, кроме как через твое заблуждающееся тело; управляй и владей обоими, и ты невредимо приблизишься к «Вратам Равновесия».

Здесь алая отождествляется с атмой. Остальное в этом стихе — по большей части поэтические бредни, и понять, в каком смысле здесь употребляется слово «душа», решительно невозможно. Само предположение о том, что тело способно наносить раны душе, — чистая нелепость. Бесстрастие — по определению едва ли не главное качество атмы. Выражение «управляй и владей» наводит на  мысль, что под душой здесь все-таки подразумевается некий промежуточный принцип, наподобие Нефеш.

46. Будь же бодр, путник, дерзающий попасть «на другой берег»! Не внимай нашептываниям сонмища Мары; отгони искусителей, этих злых духов, ревнивых лхамайинов, витающих в бесконечном пространстве.

Этот стих тоже можно сбросить со счетов как дань поэтическим условностям. Управляемый в должной степени ум неуязвим перед подобными иллюзиями. И даже если предположить, что все упомянутые иллюзии как-то соотносятся с тем или иным планом реальности, со всем «объективным» путник уже разобрался на более ранней ступени. В той внутренней борьбе, которой знаменуется данный этап пути, нет места никаким злым духам. По крайней мере, я с ними не сталкивался — если, конечно, память меня не подводит. Но, возможно, тут дело в том, что со всеми внешними демонами я справился еще до того, как занялся медитацией.

47. Держись! Ныне приближаешься ты к среднему входу, к Вратам Скорби, с их десятью тысячью ловушек.

Почему пятые из семи врат названы здесь «средним входом», остается загадкой.

48. Овладей своими мыслями, если желаешь переступить порог, о стремящийся к совершенству!

Отсюда и до 71 стиха следует долгое описание пятых врат, ключом к которым (позволим себе напомнить) служит вирья, то есть, энергия и воля, мужественность в самом сокровенном смысле этого слова. Советовать ученику овладеть своими мыслями на этом этапе уже бесполезно. Чем, спрашивается, он занимался на всех предыдущих этапах?

49. Овладей своей душой, если желаешь достичь цели, о ищущий нетленной истины!

Опять-таки, ни единого намека на то, что подразумевается под «душой». Бхикку Ананда Меттея однажды заметил, что теософы глубоко заблуждаются, называя себя буддистами, потому что у буддиста нет души, а у теософа их даже не одна, а целых семь.

Если здесь имеется в виду Нефеш, то овладеть ею следовало давным-давно. Так что, вероятно, речь идет о Нешаме. В этом случае предписание становится понятным. В начале своих странствий мы обладали только автоматическим Эго — животным принципом, порождающим Нефеш в сфере Йесод, в самой нижней точке Руаха. Бракосочетание этих двух начал было первым нашим перерождением. Нефеш — это Сиринга, а Йесод — Пан. Нефеш — это стихийный дух, жаждущий искупления и бессмертия. Чтобы достичь этого, он должна обрести человеческую душу. Говорят, что стихийные духи боятся меча с крестообразной рукоятью — иными словами, фаллоса, и страх этого рода зовется паникой, применительно не только к отдельному существу, но и к толпе, ибо толпа не имеет души. В наши дни превеликое множество стихийных духов принимают человеческий облик; водятся они в основном среди женщин или таких мужчин, которые по праву не могут зваться мужчинами. Эти существа вечно обезьянничают и попугайничают, то и дело приходят в ужас от чего ни попадя, не имеют ни малейшего чувства ответственности и во всем привержены двойным стандартам, хотя зачастую рассуждают чрезвычайно логично. Это преступницы, не ведающие разницы между добром и злом; они столь же бесстыдны, сколь жеманны. Истина всякого рода их пугает. Их часто можно встретить среди последовательниц христианской науки, спиритуалистов, теософов и так далее. Эти женщины с необычайной легкостью подражают мужчинам, и нередко создается впечатление, будто они и впрямь понимают, что говорят.  «Любовь мага к подобным созданиям безрассудна и может погубить его», — отмечает Леви, и он совершенно прав. Эта тема великолепно раскрыта в «Парцифале» Вагнера. Чтобы привести такое существо к искуплению, нужно устоять перед его соблазнами: путь к спасению для них лежит через служение такому человеку, который не поддался их чарам. И если в должный срок Тайный Спаситель снисходит до них и соглашается помочь — не теряя при этом собственной силы и не уступая им ни в чем ни на волос, — то подобное создание поднимается на следующую ступень эволюции и перерождается человеком. И это возвращает нас к исходной теме, ибо низший человек, о котором сейчас идет речь, обладает пятью формами разума, расположенными выше Йесод и увенчанными Даат.

Следующая его задача — бракосочетание на более высоком плане, искупление Малкут посредством Тиферет, достижение Познания и Собеседования со Священным Ангелом-Хранителем. За этим следует еще один шаг — предание всего своего существа в жертву Матери, Нешаме, высшей душе, столь же темной и одинокой в духовном смысле, сколь Нефеш темна и одинока в смысле материальном. Нешама пребывает выше Бездны и от своего жениха — своего Сына — не желает ничего, кроме возможности поглотить его, а затем принести его кровь в жертву Супругу, Всеотцу, дабы тот пробудился ото сна. Пробужденный Отец, в свою очередь, вливает силу в изначальную Дочь, и тем самым круг замыкается. На человеческом плане этот Всеотец есть истинная порождающая сила, настоящее Эго, по отношению к которому все разновидности сознательного «я» суть лишь отражения и образы. Эта-то истинная творческая сила и есть вирья, о которой идет речь.

50. Сосредоточь взор души на Едином Чистом Свете, свободном от пристрастия, и примени золотой ключ.

. . . . . . . .

Единый Чистый Свет, о котором говорится в этом стихе, и есть та самая вирья. Как сказано здесь, она «свободна от пристрастия». Он творит и порождает не потому, что ею движет желание, но просто потому, что это свойственно ей по природе. И это — та сила нашей сущности, которую мы должны осознать на данном этапе.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

51. Тяжелая задача исполнена, твой труд почти окончен. Широкая бездна, разверзавшаяся, дабы поглотить тебя, почти перекрыта.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обратите внимание, что этот стих помещен между двумя рядами точек. В нем заключен тайный смысл, очевидный для всякого, кто понял наш комментарий к 49-му стиху. Наивысшее бракосочетание  — союз между Нешамой и Хией — совершается снова, но иным образом! 

52. Отныне ты миновал ров, кольцом окружающий вход в обитель страстей человеческих.

Под «страстями человеческими» следует понимать влечения любого рода, а не только низменные вожделения, которые искатель давно уже должен был победить, не подавляя их, но регулируя.  На плане ума как такового все упорядочено: каждое явление уравновешено своей противоположностью.

53. Теперь ты победил Мару и его яростные полчища.

Искатель пересек Бездну, в которой обитает Хоронзон, имя коему — легион. Все это надлежит тщательно изучить по «Liber 418».

54. Ты удалил скверну из своего сердца и кровью очистил его от всех нечистых желаний. Но, славный воин, задача еще не выполнена. Воздвигай, лану, выше стену, что оградит Святой Остров, плотину, что защитит твой ум от гордости и мысленного удовлетворения достигнутым.

Вот опять один из тех неудачных пассажей, которые внушают поверхностному читателю, что задача Адепта — сесть на диету, заняться спортом и бросить курить. В действительности первая фраза этого стиха означает, что Адепт должен излить всю свою кровь до последней капли в чашу Бабалон (о чем см. подробнее в «Liber 418»).

Высшее «Я» («Святой Остров») — это не мыслящее «я», а та самость, что превыше всякой мысли. Фактически, соискатель уже вышел за пределы мышления, а задача  воздвигать стену, или плотину, сформулирована чересчур поэтично и потому невнятно. На самом деле имеется в виду вот что: «Смотри, чтобы это пробужденное “Я”, то есть Хия, не поддалось самодовольству, что вполне может случиться с ним из-за союза с Нешамой».

Или, быть может, с Нефеш? Ведь организм уже пришел в полную гармонию во всех своих составляющих. У Адепта крепкое, здоровое, бодрое тело и не менее совершенный ум; он не имеет ничего общего с теми истощенными и расслабленными травоядными жертвами анемии, которые попросту забыли, как думать, и принимают это за освобождение ума. Среди таких созданий истинного Адепта не найти. Прочтите стих II:24 «Liber Legis» — и вы узнаете, где искать отшельников[52].

55. Чувство гордости может испортить работу. Да, воздвигай свой оплот нерушимо, дабы яростный напор бушующих волн, которые рвутся и вздымаются на его берег, устремляясь из великого океана майи, не смог поглотить путника вместе с островом даже тогда, когда победа уже одержана.

Теперь смысл предыдущего стиха становится яснее. Как мужчина сдерживает себя, чтобы вернее завоевать женщину, так и эта истинная Душа — даже на столь высокой ступени — должна держать себя в узде, несмотря на полную самоотдачу. И хотя она творит без мысли и без желания, она не должна терять ни того, ни другого. А поскольку самоотдача должна быть полной, следует остерегаться гордыни, ибо на этом этапе Душа уничтожает двойственность, а гордыня — признак того, что двойственность все еще сохраняется.

56. «Остров» твой подобен оленю, твои мысли подобны неутомимой своре, которая изнуряет и преследует бегущего к потоку Жизни. Горе оленю, если догонят его лающие бесы, прежде чем достигнет он Долины Прибежища, дхьяна марги, называемой «путем чистого знания».

Еще одна отсылка к Бездне, в которой господствуют мысли. И еще один поэтический образ, далеко не лучший. Создается впечатление, что эта неуязвимая Обитель Души начинает чихать от каждого сквозняка! Не ему горе — горе ТЕБЕ!

57. Прежде чем сможешь утвердиться в дхьяна марге и назвать ее своею, твоя душа должна стать подобной спелому плоду манго: к чужим страданиям столь же мягкой и сладкой, как его прозрачно-золотистая мякоть, и столь же твердой к своим собственным болям и скорбям, как тверда его сердцевина, о покоритель Блага и Горя.

И снова какие-то лишние хлопоты, и снова поэтические образы, и снова вся эта сентиментальность! За правильным истолкованием этого стиха следует обратиться к уже известной нам символике бракосочетания Хии и Нешамы. Хия — это мужское начало, не подвластное соблазнам; Нешама — женское, побеждающее противников своей слабостью. Но на практике это означает следующее: ты победил, ты достиг совершенного бесстрастия и совершенного могущества, ты стал совершенным творцом; но, соединившись со всей Вселенной, ты начинаешь остро осознавать, что те, в кого ты теперь превратился, еще не достигли подобного блаженного состояния. Именно на этом этапе адепт устремляет взор свой долу, переходит от solve к coagula. Теперь его продвижение по восходящему пути попадает в прямую зависимость от продвижения по пути нисходящему: он спасается сам, спасая других. Будь это не так, он оказался бы ничем не лучше того, кто затворился в черной башне иллюзий, — Брата Пути Левой Руки, Клингсора из «Парсифаля».

58. Пусть твоя душа будет тверда к западням Я; заслужи для нее имя «Алмазной Души».

Очередная путаница! Слова «душа» и «Я» до сих пор употреблялись в прямо противоположных значениях. Если и можно вывести какой-то смысл из этого и следующего стихов, то он заключается в следующем: чтобы следовать нисходящим путем, путем Солнца-Спасителя, движущегося от зенита к закату или от летнего солнцестояния к зимнему, необходимо добровольно вобрать в себя Смерть, дабы претворить ее в жизнь. Адепт никогда больше не должен поддаваться своим впечатлениям, хотя какая-то часть его по-прежнему их воспринимает.

59. Ибо как алмаз, погребенный глубоко в бьющемся сердце земли, не может отражать земные огни, да будет так же и с умом, и с душою твоей; погруженные в дхьяна маргу, они не должны отражать ничего из призрачного царства майи.

Теперь стало очевидно, насколько неудачно была выбрана метафора. Немного же проку от алмаза, когда он погребен глубоко в бьющемся сердце земли! Место алмазу — на шее куртизанки.

60. Когда достигнешь этого состояния, Врата, которые ты должен покорить на пути, широко раскроют свои двери, чтобы впустить тебя, и самые могучие силы природы не смогут остановить твой ход. Ты станешь властелином семеричного Пути, но не ранее, о претендующий на несказанные испытания.

Теперь понятно, что предыдущие пассажи были истолкованы верно. Никаких дополнительных личных усилий не требуется. Перед Мастером Храма врата открываются сами.

61. До тех пор ожидает тебя задача еще более трудная: ты должен чувствовать себя Всеобщей Мыслью и в то же время изгнать все мысли из своей души.

Речь идет о другой фазе задачи по достижению вайрагьи. Схожим образом обстоит дело в той бхаване на Землю, в которой мы созерцаем структуру Земли и добиваемся представления о Земле, лишенного всяких качеств Земли, — как сказали бы каббалисты, стараемся воспринять «ту землю, которая не есть земля». Так и на этом высоком плане вам надлежит достичь некоей квинтэссенции мышления: любая обычная мысль, пожалуй, может служить ее грубым образом и подобием, но сама эта квинтэссенция не имеет никакого отношения к мыслям.

62. Ты должен достичь такой стабильности ума, когда никакой ветер, даже самый сильный, не мог бы вдохнуть в тебя земного помысла. В очищенном святилище не должно быть ни действия, ни звука, ни света земного; как бабочка, застигнутая морозом, безжизненно падает на пороге, так и все земные мысли должны пасть мертвыми перед дверями храма.

И еще одна фаза той же задачи. Совершенная отрешенность, совершенное безмолвие, абсолютная воля: чистая Хия, полностью отделенная от Руаха.

63. Ибо написано: «Дабы золотое пламя могло гореть ровным светом, лампа должна стоять в защищенном месте, недоступном для дуновения ветров». Предоставленная изменчивым дуновениям, светильня заколеблется, и трепетное пламя отбросит обманчивые, темные и вечно меняющиеся тени на белое святилище души.

Это известное высказывание обычно толкуют всего лишь как указание на защиту ума от посторонних мыслей. Но у него есть и другой, тайный смысл, на который мы уже несколько раз намекали. Эти злосчастные поэтические образы опять грозят завести нас в тупик. Блаватская постоянно использует слово «душа», не утруждая себя определением термина, и это очень раздражает. Стихи 63 и 64 относятся к подготовительному состоянию, без которого войти в пятые врата невозможно. По какой бы причине копье ни дрогнуло в руке воина, результат будет один: замешательство и промах.

64. И тогда, о стремящийся к истине, мысль-душа твоя уподобится обезумевшему слону, который беснуется в джунглях. Принимая лесные деревья за живых врагов, он гибнет в попытках убить вечно блуждающие тени, танцующие на солнцем освещенных скалах.

В этом стихе речь идет о состоянии ума, потерпевшего неудачу на пути через Бездну. Ученик лишается рассудка.  

65. Берегись, дабы в заботе о своем я душа твоя не потеряла равновесия на почве знания дэв.

66. Берегись, дабы в забвении Я душа твоя не утратила власти над трепетным умом своим и не лишилась заслуженных побед своих.

По-видимому, эти два стиха означают, что любое внимание к своему «я» помешает перейти Бездну, но если пренебречь своим «я», то ум взбунтуется. Иными словами, под душой здесь подразумевается Нешама, и имеется в виду, что она должна сосредоточить внимание на Хие, а не на Руахе.

67. Берегись перемены! Ибо перемена — твой великий враг. Она может сразить тебя, отбросить назад, свергнув с Пути и погрузив в вязкое болото сомнения.

Единственное затруднение в этом стихе составляет слово «перемена». Люди, практикующие медитацию, нередко отвлекаются на различные обстоятельства своей жизни, поэтому необходимо добиться абсолютного контроля над этими обстоятельствами. Однако под переменами могут подразумеваться и изменения в методах самой медитации. Необходимо выбрать определенный план действий и в дальнейшем держаться его непоколебимо. Ученик, который, не добившись успеха с одной мантрой, хватается за другую, совершенно безнадежен. Во всякой мистической и магической работе действует эффект накопления, поэтому та мантра, с которой вы работаете сейчас, пусть даже совсем плохонькая, — по определению самая лучшая.

68. Приготовься и остерегайся вовремя. Если ты пытался и потерпел неудачу, о отважный боец, не теряй смелости: борись дальше и возобновляй нападение снова и снова.

68-й стих подтверждает истолкование предыдущих стихов.

69. Бесстрашный воин, хотя драгоценная кровь жизни сочится из зияющих ран его, будет снова бросаться на врага, изгонять его из крепости, и побеждать его, пока не испустит дух сам. Так что действуйте, все не победившие и страдающие, действуйте подобно ему; из крепости души своей изгоните всех врагов своих: честолюбие, гнев, ненависть, и даже тень желания — если даже потерпели неудачу...

70. Помни ты, борющийся за освобождение человека: каждая неудача есть успех, и каждая искренняя попытка со временем вознаградится. То — священные семена, что дают ростки и невидимо растут в душе ученика; стебли их крепнут при каждом новом испытании, они гнутся подобно тростнику, но никогда не ломаются и не пропадут вовек. А когда час пробьет — они расцветут.

. . . . . . . . . . . . . .

Но если ты пришел готовым — пусть не будет страха.

. . . . . . . . . . . . . .

В этих стихах разъясняется эффект накопления, о котором мы упомянули выше. Продолжать работать в одном и том же избранном направлении очень трудно, потому что зачастую кажется, что мы не продвинулись ни на шаг. Но представьте себе воду, стоящую на огне. Долгое временя кажется, что с ней ничего не происходит. А потом внезапно, безо всякого предупреждения, она берет и вскипает. Можно довести температуру до 99°С и держать ее на 99°С хоть тысячу лет, но вода не вскипит. Так что весь фокус — в последнем шаге.

В связи с этим может быть полезна одна примета: «Если смотреть на чайник, он никогда не вскипит». Ученик должен добиться полной отрешенности, должен войти в такое состояние, в котором ему совершенно наплевать, добьется он успеха или нет, — но в то же время продолжать усердно двигаться по Пути достижения. Это идеальный подход к задаче. Очень наглядно он показан в «Парсифале». Когда Клингсору указывают на причину его ошибки, он заявляет: «А-а, ну так это проще простого!» — и, схватив нож, избавляет себя раз и навсегда от всякой опасности повторить ту же ошибку еще раз. Затем он возвращается, преисполненный законной гордости, но лишь для того, чтобы потерпеть еще более бесславное поражение. В конце концов священное копье возвращается в замок Грааля, и там, в должный срок, совершает жертвоприношение не по велению страсти, не под влиянием соблазнов хитроумной Кундри, а исключительно по закону своей собственной природы. Итак, как уже объяснялось выше, очень важно отрешиться от всякого беспокойства о своем продвижении. Иначе ученик не сможет сосредоточиться, станет раздражаться по пустякам, разозлится на своего учителя и, в конце концов, бросит работу. Его душа уподобляется безумному слону, беснующемуся в джунглях. Его даже может посетить видение демона, именуемого Кроули. Но если он будет следовать по избранному пути настойчиво, не допуская до своей души этого исчадия ада, коему имя надежда, и тем самым избегая всевозможных разочарований; если он будет спокойно продолжать свое дело вопреки всем козням Мары и его прислужников, то рано или поздно колесо совершит полный круг, срок настанет, талипотовая пальма расцветет[53] и наступит пир и праздник и веселье до утра, как наступили они для Алисы, когда та добралась до восьмой клетки.

Я ежедневно молюсь об одном: чтобы мне никогда не пришлось писать полный  комментарий к высокомистическим сочинениям преподобного Ч.Л. Доджсона[54].

Обратите внимание на две строки из точек, обрамляющих последний абзац этого стиха. Это та заключительная сцена «Парсифаля», перед которой любые слова ничтожны.

71. Отныне открыт для тебя путь через врата вирьи, пятые из Семи Врат. Ты на пути, ведущем к пристани дхьяны, шестым вратам — вратам бодхи.

72. Врата дхьяны подобны алебастровому сосуду, белому и прозрачному; внутри горит ровный золотой огонь, пламя праджни, излучаемое атманом.

Ты — тот сосуд.

73. Ты отстранился от объектов чувств, шёл «Путем видения» и «Путем слуха», и стоишь в свете Знания. Отныне ты достиг состояния титикши.

О нарджол, ты в безопасности.

. . . . . . . . . . . . . .

В этих трех стихах речь идет о прохождении шестых врат. Усилия больше не требуются. Не осталось ничего, кроме золотого огня в алебастровом сосуде, и тот сосуд — ты. Мужское и женское вновь меняются местами. Превыше Хии и Нешамы — Йехида, и тот, кто достигает ее низшего аспекта, вновь становится сосудом, вместилищем Бесконечности, — а не тем, кто стремится пронзить Бесконечность. Это две формулы преображения двоих в одно. Активная формула — формула стрелы, пронзающей радугу, Креста на Голгофе и так далее. Пассивная же формулы — это формула чаши, в которую наливают вино, или облака, которое окутывает Иксиона. Но слова «О нарджол, ты в безопасности» просто выводят из себя! Это какой-то Эдипов комплекс. Для полноты картины так и хочется добавить — «как у Христа за пазухой»! К чертовой матери всю эту возню вокруг «вечного покоя»! Просто дайте мне время от времени спать по ночам; дайте мне время от времени погружаться в Дао, — и снова вперед, в путь!

74. Знай, Победитель Грехов, раз совани прошел седьмой Путь, вся природа проникается радостным трепетом и чувствует, что покорена. Серебристая звезда мерцает про то полуночным цветам; ручей журчит эту весть, струясь по камням; темные волны океана разносят ее с громовым шумом по прибрежным скалам; напоенные ароматом ветерки поют ее долинам, и величавые сосны таинственно шепчут: «Появился учитель, Владыка Дня».

Продолжается чудовищная путаница между личным развитием человека и его общим прогрессом от воплощения к воплощению.

Необходимо раз и навсегда уяснить, что это совершенно разные вещи. Блаватская пытается смешать индуизм с буддизмом, из-за чего происходят постоянные нестыковки. Пройти первый Путь в дхьяне — вовсе не значит стать шротапатти.  Да будь вы хоть мастером всех восьми джхан, стать шротапатти вам будет ничуть не легче, чем бирманской танцовщице пуэ. Впрочем, перед нами и впрямь описание — пусть и чрезвычайно поэтическое — того, что происходит на седьмом Пути.

Следует также обратить внимание на некоторую путаницу между Путями и Вратами. По-видимому, до седьмых Врат мы доберемся только в самом конце трактата. Считается, что «Владыка Дня» — одно из наименований Манвантары, но это еще и обычное образное выражение, в котором «день» эквивалентен «Солнцу».

75. Он стоит теперь подобно белому столпу запада, на чье лицо восходящее Солнце мысли вечной изливает свои первые, самые великолепные волны. Его ум, подобный успокоенному и безграничному океану, расстилается в безбрежном пространстве. Он держит жизнь и смерть в сильной деснице своей.

Интересно, что он все еще стоит на западе. Это предпоследняя стадия. Теперь он практически тождествен самому Владыке Майи. Он встретился с творцом иллюзий, победил его и слился с ним воедино, и теперь перед ним встала новая сложная задача: эту работу надо завершить так, чтобы она замкнулась на саму себя и не оставила после себя семян, способных прорасти и уничтожить все, чего он достиг.

76. Воистину он могуч. Живая сила, освобождённая в нем, та сила, которая и есть Он Сам, в состоянии поднять сосуд иллюзии высоко над богами, над великим Брахмой и Индрой. Ныне он непременно достигнет великой награды!

На этом этапе у него возникает искушение сотворить вселенную заново. Он на это способен; более того, потребность сделать это столь велика, что он может вообразить, будто ему под силу создать мир, свободный от трех характеристик. Эвелин Холл[55], любовь моей юности, говорила: «Бог всемогущ, но не ведает, что творит». Так обстоит дело и с достигшим этой степени: в своем умопомрачительном состоянии ума, состоянии космического приапизма, он может обезуметь и, не думая о том, чем обернется его поступок для него самого или его жертвы, навязать себя Акаше и оплодотворить ее, — и вселенная появится снова. Из текста «Liber I» как будто явствует, что так и нужно поступить, — что это и будет венец Работы; и «Liber Legis», если я правильно ее понимаю, подразумевает то же самое. Ибо для НАС три характеристики и четыре благородные истины суть лживые законы Иллюзии. Наш удел — Дворец Грааля, а не Замок Клингсора.

77. Но захочет ли он воспользоваться дарами того воздаяния, заслуженными благами и славой для своего собственного покоя и блаженства — он, победитель великой Иллюзии?

Теперь понятно, что этого делать не следует, хотя ему это и под силу. Напротив, он должен принять на себя бремя Мага. Вся суть этого отрывка гораздо более ясно изложена в «Liber I».

78. О нет, стремящийся проникнуть в скрытый закон природы! Если хочешь следовать по стопам святого Татхагаты, то те дары и силы не для личного я.

Следует отметить, что это деяние не вполне тождественно поступку Мастера Храма, отделяющего ту сущность, которую он некогда называл своим «я», и мечущего ее вниз через Бездну, дабы та «возгорелась в небе Юпитера звездою утренней или вечерней и свет ее озарил живущих на земле»[56]. Маг гораздо сильнее Мастера Храма. Он — творящая сила, тогда как Мастер — всего лишь сила воспринимающая. Однако из стихов 78, 79 и 80 можно по ошибке заключить, что в них просто повторяются, пусть и другими словами,  прежние рассуждения. Я склоняюсь к мысли, что автор трактата путала друг с другом эти две степени. Сама она достигла лишь низшей из них. Впрочем, внимательно изучив упомянутые стихи, читатель догадается, что речь в них идет о новом творении, а не об улучшении старого. Единственную серьезную проблему представляет стих 86. Он полон притворных сантиментов и дает совершенно ложное представление об адепте. Адепт не ноет и не корчит из себя Пекснифа[57]. Все эти рассуждения о том, чтобы защитить человека от куда больших страданий и скорбей, попросту абсурдны. Например, в одном месте Е.П.Б. заявляет, что глубочайший из адов — это планета, пригодная для человеческой жизни. Одним словом, в этом стихе чувствуется немалая доля меланхолии и иллюзий, порожденных манией преследования. Впрочем, для той, кого предала и ограбила Виттория Кремерс[58], это, пожалуй, вполне естественно.

79. Пожелаешь ли ты задержать стремление вод, рожденных на Сумеру? Захочешь ли ты направить их течение для личной своей пользы, или же вернуть их через гребни циклов к первоисточнику?

Судя по этому стиху, идеал автора не имеет ничего общего с покоем и неподвижностью. Путь, или, точнее, Цель, символически представлены в образе могучего и стремительного потока, а величайшая тайна заключается в том, что сам Путь и есть Цель.

О если б вы поняли, люди,

Что мир не суров, не труден, —

Как трепетный танец, прекрасно его круженье!^[59]

Это же учение излагается или подразумевается во всех сочинениях Брата Perdurabo.

О нем идет речь в «Liber 418», где по достижении определенной стадии великое проклятие превращается в несказанное благословение.

Та же мысль снова и снова повторяется в «Книге лжей», не утомляя читателя лишь благодаря красоте и разнообразию форм, в которые она облекается.

«Все сущее — страдание», — сказал Будда. И поначалу дело обстоит именно так. Даже если взять те вещи и явления, которые кажутся наименее мучительными, можно доказать, что на достаточно долгом — или, наоборот, на достаточно коротком — промежутке времени они оборачиваются поистине чудовищной мукой. Попытку такого доказательства предпринимают все буддистские авторы и даже их жалкие западные подражатели. Но как только мы познаём тайну вселенной, все сущее становится радостью. И из этого правила тоже нет исключений.

80. Если пожелаешь, чтобы поток дорого добытого знания в небесах рожденной Мудрости оставался сладкой и бегущей водой, ты не должен дать ему превратиться в стоячий пруд.

Здесь та же предпосылка развивается неожиданно мощно. Путь — это не просто движение. От любой, даже малейшей остановки он превращается в стоячий пруд.

81. Знай, если хочешь стать сотрудником Амитабхи, ты должен — подобно близнецам-бодхисаттвам — изливать свой свет по всему протяжению всех трех миров.

То же самое учение развивается еще подробнее, но на каком основании Блаватская называет Гуань-ши-инь бодхисаттвой, я себе не представляю[60]. В комментарии к стиху 97 будет показано со всей ясностью, что Блаватская не имела ни малейшего представления о том, что такое бодхисаттва. Впрочем, если вы собираетесь прожить жизнь как Маг, вам действительно придется «изливать свет» вышеописанным образом.

82. Знай, что поток сверхчеловеческого знания и Мудрости Дэв, тобою завоеванный, должен через тебя — ставшего проводником алайи — изливаться в иное ложе.

И еще один шаг на пути развития той же теории. Вы обрели наивысшую творческую силу. Вы стали Словом, и это Слово должно быть изречено; об этом будет не самым очевидным образом сказано в стихе 83, где напряжение, нараставшее в предыдущих стихах, явно пойдет на спад.

Похоже, проблема Блаватской — в том, что она постоянно говорит о развитии и восхождении нарджола, тогда как никакого развития в его точке зрения на мир в действительности не наблюдается. Даже теперь, в преддверии последнего Пути, он остается самым обычным человеком, полным смутных мечтаний и томлений! Да, он и впрямь желает единения всего живого, совершенной гармонии во всех частях вселенной и совершенного света, озаряющего ее целиком. Возможно, он и впрямь убил или иным образом просветил немало людей, но все равно он не уловил сути. Обычный буддист не видит ничего, кроме частностей. Бхикку Ананда Меттея[61] однажды отказался принять управление кокосовой плантацией, потому что узнал, что ему, среди прочего, придется отдавать приказы об уничтожении паразитов. Однако ему (пусть и с самыми благими намерениями) время от времени все же приходилось питаться рисом, а между тем люди, выращивающие рис, тоже уничтожают паразитов. Избежать ответственности, пусть и опосредованной, таким способом невозможно. Подобные попытки тем более нелепы, что самая суть учения Будды — в том, что выхода нет. Буддийские предписания вполне сопоставимы с приказом законопатить швы, который мог бы отдать (но не отдал, потому что он не был сумасшедшим) капитан «Титаника» после того, как судно разломилось надвое.

83. Знай, о нарджол Тайного Пути, его чистыми и освежающими водами ты должен утолить горечь вздымающегося океана, того могучего моря скорби, образованного слезами человеческими.

84. Увы! Став однажды подобен неподвижной звезде в высших небесах, ты должен ярким небесным диском из глубин пространств светить всем, исключая себя, давать свет всем, но не брать ни от кого.

У меня нет слов, чтобы выразить, как меня бесит это слово «увы!» в начале стиха, составляющее вкупе с остальным текстом чистейшей воды оксюморон. Неужели тупой и слепой эгоизм пустил в природе человека такие глубокие корни, что даже на этой высочайшей ступени нарджол все еще причитает и сетует? Не верьте! Выслушайте лучше точку зрения Того, кто и впрямь достиг степени Мага.  Вот что Он говорит: «Твори свою волю: таков да будет весь Закон». Быть может, во мне говорят три совершенства моей самбхогакаи, но остается фактом, что по достижении этой стадии само понятие Пути становится почти бессмысленным. Иллюзорность страдания разоблачена с такой беспощадной ясностью, что просто непонятно, как можно было до сих пор верить в подобную чушь. Теперь кажется совершенно естественным, что все обстоит именно так,  как и должно быть, и это настолько правильно, что невольно даешься диву, задумавшись о природе своей Звезды, заведшей было тебя на эти «тропы скорби». Единственное «зло» — думать о чем бы то ни было вообще; это все та же старая истина «о вреде мышления», только на более высоком уровне. Начинаешь понимать упанишады, повествующие о том, как Изначальное совершило ошибку, задумавшись о самом себе и обретя самосознание; и, вдобавок, осознаешь грандиозный трансцендентализм, скрытый в этой фразе из «Книги Закона»: «Хватит уже “Потому что!” Пусть катится к псам!»[62] Вся эта вселенная, ИО ПАН ПАН и, вместе с тем, ОЙМОЙ ТАЛАЙНОЙ[63], — игра нашей веселой Госпожи. Тезей и Ипполита[64], решившие развлечься историей Пирама и Фисбы, столь же естественны, сколь и весь этот тяжеловесный бред насчет «избирающего удел скорбей», «кровавых стоп утомленного путника» и так далее. И да простит снисходительный читатель Мага, если тот под настроение откажется принимать трагедию всерьез и уподобляться ткачу Основе с его грубой буффонадой. Возможно, Он предпочтет просто закрыть занавес Своего театра. Но, по крайней мере, актеры не останутся без награды. Любовь есть закон, любовь в согласии с волей.

85. Увы! Раз уподобился ты чистому снегу горных долин, холодному и нечувствительному к прикосновению, но хранящему и греющему семена, спокойно спящие под его защитой, то снег этот должен принять на себя и крепкий мороз, и напор северных ветров, прикрывая собою от их жестокого дыхания землю, хранящую обещанную жатву, тот урожай, что напитает голодных.

Определенно было бы лучше использовать образ Матери: разве Мать жалуется или торжествует? Образ снега тоже никуда не годится. Разве снегу чем-то мешают «крепкие морозы и напор северных ветров»?

86. Обрекший себя жить на протяжении будущих кальп, не знающий благодарности и неведомый людям, как камень среди других бесчисленных камней, образующих «Стену» — вот твое будущее, если пройдешь седьмые врата. Построенная руками многих Учителей Сострадания, возведенная их муками, скрепленная их кровью, та стена защищает человечество с тех пор, как человек стал человеком, ограждая его от дальнейших и еще более тяжких страданий и скорбей.

Этот стих мы уже прокомментировали.

87. И все же человек не видит ее, не хочет признать ее, и не желает внимать слову Мудрости... ведь он его не знает.

Воистину, это единственная причина, по которой адепт может поддаться скорби, пусть даже и мимолетной. Довольно-таки досадно осознавать, что люди презирают великий дар, предложенный им совершенно бесплатно. Но печалиться по этому поводу — значит вернуться к более узкому, более традиционному взгляду на мир. Если адепт припомнит одно простейшее и элементарное наставление — а именно, что маг должен работать так, как если бы он был всемогущ и имел в своем распоряжении вечность, — он больше не станет роптать.

88. Но ты, чья Душа сильна и безгрешна, ты слышал его, ты знаешь всё, и ты должен выбрать. И посему внимай еще раз.

С этого стиха начинается кульминационная часть трактата.

89. На Пути сована, о шротапатти, ты в безопасности. Да, на той марге, где кроме темноты ничто не встречает усталого путника, где истерзанные терниями руки источают кровь, и стопы режутся острыми неподдающимися кремнями, куда могучий соблазнитель Мара направляет свои сильнейшие орудия — там великое воздаяние обретается немедленно.

Решительно непонятно, какой из этапов Пути имеется в виду. Из стиха 91 вроде бы следует, что речь идет о пути дхьяны, однако в стихах 71 и 73 путь дхьяны описывался в совершенно ином ключе, и для состояния шротапатти это описание не годится.

Трагическая нота, на мой взгляд, добавлена для пущего эффекта. Да к черту уже все эти испытания и воздаяния! Или нарджол не мужчина?

90. Бесстрастно и спокойно соскользнет путник в поток, ведущий к нирване. Ибо ведомо ему, что чем более истекут кровью его стопы, тем белее будет он сам омыт. Он хорошо знает, что после семи коротких и быстротечных воплощений нирвана будет его...

И снова совершенно небуддийское описание. Напоминает, скорее, парафраз известных строк — 

В Небесный Град текут они волной

В одеждах, кровью Агнца убеленных.[65]

91. Таков Путь Дхьяны, прибежище йога, благословенная цель, которой жаждут шротапатти.

И снова достижение духовного опыта путается с достижением степени. Между тем и другим, несомненно, есть связь, но не столь прямая и однозначная.  Можно хоть упребываться в самадхи, а между тем до шротапатти придется идти еще много жизней.

92. Но не так будет, если овладеет он Путем Арьяхата.

Отсюда и до стиха 95 речь идет о последнем пути, ведущем в последним вратам.

93. Клеша там разрушается навсегда, корни танхи навсегда вырываются. Но... остановись, ученик... Еще одно слово. Можешь ли ты уничтожить божественное сострадание? Сострадание — не качество. Оно — Закон Законов, вечная Гармония, Я алайи; безбрежная вселенская суть, Свет пребывающей Правды, лад всех вещей, закон вечной любви.

Здесь опять возникает серьезное затруднение. Понятие клеши, которая отождествляется здесь с любовью к мирским наслаждениям, как будто возвращает нас к самому началу пути. Неужели все сводится к тому, что без пяти минут архат больше не хочет ходить в театр — и это всё? Конечно, нет. Толковать это в таком примитивном смысле не следует. А между тем отыскать смысл, достаточно возвышенный для соответствия этому стиху, не так-то просто. С танхой дело обстоит полегче: мадам, по-видимому, отождествляет ее с той самой творящей силой, о которой мы уже говорили выше. Но такая интерпретация, разумеется, несовместима с буддийским учением на этот счет. Традиционно танха определяется как присущая человеку жажда к продолжению индивидуального существования — будь то в материальном или в духовном смысле. В контексте этого стиха в целом создается впечатление, что Блаватская снова взялась за меч в попытке разрубить Гордиев узел. Утверждая, что сострадание — не качество, она очевидным образом грешит против истины, и в результате ей приходится дать состраданию весьма своеобразное — и, боюсь, не вполне адеватное определение. Раскрывать здесь подлинное значение этого стиха мы находим неуместным. Можно лишь порекомендовать его к усердному осмыслению тем, кто достиг Святилища Гнозиса — IX° О.Т.О.

94. Чем более ты становишься единым с ним, растворишь свое бытие в его Бытии, чем более Душа твоя войдет в единение со всем сущим, тем полнее станешь абсолютным состраданием.

Этот стих отчасти проясняет предыдущий. На самом деле «сострадание» — это китайский иероглиф, имеющий еще множество других значений. И одно из них — «Бафомет».

95. Такова арья марга, путь будд совершенства.

На этом тема закрывается.

96. К тому же, в чем смысл священных свитков, по которым ты произносишь:

«Ом! Верую, что не все архаты получают сладостное воздаяние пути нирваны».

«Ом! Верую, что не все будды вступают в нирвана дхарму».

Однако здесь перед нами встает вопрос о последнем отречении. Несомненно, человек может пройти весь путь духовного опыта вплоть до окончательного достижения, даже и не подумав взять на себя труд дхамма-будды, однако трудно представить, чтобы за все это время до него не дошло, что Полный Путь включает в себя не только восхождение, но и нисхождение.

97. Да, на Пути Арья ты больше не шротапатти, ты — бодхисаттва. Поток перейден. Воистину ты получил право на облачение дхармакайи; но самбхогакая более велик, нежели нирвани, и еще более велик нирманакая — будда Сострадания.

Здесь автор снова проявляет невежество в вопросах мистической терминологии — невежество, над которым мы могли бы посмеяться, живи она лет на десять позже. Бодхисаттва — это все лишь сущность, достигшая уровня будды. Если бы мы с вами завтра проснулись буддами, то все наши предыдущие воплощения оказались бы жизнями бодхисаттв: коль скоро во вселенной нет ни единой частицы праха, которая рано или поздно не станет буддой, можно смело утверждать, что все существа — в своем роде бодхисаттвы. Но, разумеется, на практике этот термин применяется в более узком значении: бодхисаттвами называют воплощения того единственного Будды, о котором мы хоть что-то знаем. Поэтому заявлять, что шротапатти как стадия развития души стоит ниже бодхисаттвы, попросту нелепо. Тот известный нам Будда стал шротапатти лишь до семь инкарнаций до того, как достиг состояния будды. Заключительная часть стиха и длинное примечание к нему, которое мы здесь не приводим, и вовсе абсурдны.  Сравнения совершенного будды с идеальным дыханием, или с таким сознанием, которое смешалось со Вселенским Сознанием, или с душой, лишенной всех качеств, не имеют никакого отношения буддизму и попросту несовместимы с ним.

98. Преклони же главу свою и внимательно слушай, бодхисаттва-Сострадание говорит: «Может ли быть блаженство, пока все, что живет, должно страдать? Согласишься ли ты спастись, слыша крик всего мира?»

Теперь ты слышал сказанное.

И снова все накопившееся напряжение раскисает в слащавой сентиментальности. Автор снова впадает в заблуждение двойственности, утверждая ту противоположность между «я» и другими, которая мгновенно исчезает даже на самых начальных стадиях самадхи и совершенно уничтожается при дальнейшем продвижении по степеням. Если бы мы все время пребывали в подобном настроении, приличествующем разве что Армии Спасении, наш Путь воистину превратился бы в замкнутый круг.

99. Ты достигнешь седьмого порога и пройдешь врата конечного знания, но лишь для того, чтобы повенчаться с горем — и если хочешь быть Татхагатой, следуй по стопам предшественника, оставайся бескорыстным до бесконечного конца.

Ты просвещен — избери свой путь.

Ошибка, допущенная в предыдущем стихе, приносит закономерные плоды. Знание — это ни в коей мере не последний шаг. Со знанием было покончено еще на ступени Мастера Храма, а все эти рассуждения насчет «повенчаться с горем» и «оставаться бескорыстным до бесконечного конца» — не более чем поэтические помпезности, основанные на заблуждении. Изложенные здесь представления незрелы и грубы, как учения многих христианских сект.

100. Взирай на нежное сияние, заливающее восточное небо. В хвалебном гимне слились земля и небо. От четырех проявленных сил возносятся песнопения любви — и от пылающего Огня, и от струящейся Воды, и от благовонной Земли, и от стремительного Ветра.

Внимай!.. Из глубины неизмеримого вихря того золотого света, в волнах которого купается Победитель, бессловесный голос всей природы тысячью тонов возносится дабы возвестить:

Радость вам, люди мьялбы.

Путник вернулся «с того берега».

Родился новый архан.

МИР ВСЕМ СУЩЕСТВАМ

А вот здесь, наконец, звучит что-то похожее на настоящую поэзию. Именно эти слова, а не какие-то нравоучительные рассуждения, следует принять за ключ ко всему вышеприведенному шедевру.

Любовь есть закон, любовь в согласии с волей.

Перевод © Анна Блейз, 2015