Магия без слез. Письмо №25: Наведение чар, невидимость, левитация, превращения, «причуды времени».
Алистер КроулиCara Soror,
Твори свою волю: таков да будет весь Закон.
Боже мой! Боже мой! Должно быть, мир и впрямь перевернулся с ног на голову, коль уж вы решились спросить меня о секретах «наведения чар»! Полное тоху-боху и темура-ташрак[1]!
Но довольно с нас этих старосветских церемоний; отвечу просто: все это вздор, потому что чары можно наводить даже бессознательно, не подозревая, что вы это делаете. Думаю, именно так и происходит в девяноста девяти случаях из ста. Кроме того, первый раз я прочел ваше письмо невнимательно и упустил из виду оговорку о том, что вы используете это слово в том же смысле, что и Леви, то есть как обозначение всех тех «чудес», в основе которых лежит отвлечение внимания или какое-то иное отупляющее воздействие на, скажем так, очудовываемого, — не правда ли, полезное слово я изобрел?
Что ж, давайте посмотрим, что это за чудеса.
Начать с того, что вряд ли нам это удастся. Многие тавматургические явления такого рода содержат элементы иллюзии в большей или меньшей степени; и если мы утверждаем, что эффект на все 100% зависит от сознания очудовываемого, то речь идет уже не о магии, а о простой ловкости рук.
Глагол to fascsinate, «очаровывать», в моем словаре определется так: «Заколдовывать, завораживать; оказывать некое непреодолимое влияние; пленять; вызывать непреодолимый или очень сильный соблазн и влечение».
В форме имени существительного, fascination, определение углубляется еще дальше в область практической магии: «очарование» — это «акт наведения чар, нередко вредоносных, или способность к таковому; таинственное, неодолимое, манящее влияние». (Лично я всегда употреблял, да и слышал это слово далеко не в таком серьезном смысле: «очаровательный» для меня означало «привлекательный» и не более того.) «Этимологический словарь» Скита на удивление лаконичен: «От лат. fascinum — “околдовывание”», — сообщает он.
На удивление, да! Ведь это слово — одно из многих латинских слов, имеющих значение «фаллос». Из чего можно сделать вывод, что в упомянутом «соблазне и влечении» заключен сексуальный элемент, поднимающий их куда выше простой тяги к «приятному».
На мой взгляд, это означает, что здесь кроется некое качество, родственное той абсолютно иррациональной квазимагнетической силе, которая в ответе не только за бесчисленные личные трагедии (и комедии), но и за падение многих династий и даже крушение империй.
Утверждают, будто «Христос» сказал: «Если я вознесен буду от земли, всех привлеку к себе»[2]. Истолкуйте это в свете Креста как фаллической эмблемы — какое страшное откровение!
И срваните AL II:26: «Я — тайный Змей, что свился кольцами, изготовясь к броску; в кольцах моих — радость. Когда поднимаю я голову, я и моя Нуит — одно. Когда опускаю я голову и извергаю яд, земля приходит в экстаз, и я и земля — одно».
Этот стих глубок, дьявольски глубок; он до отказа набит тайнами Очарования. Копайте же, любезная сестра! Копайте его своей каббалистической лопаткой — и не вините меня, если не добудете мандрагору с первым же копком!
Я же не скажу здесь больше ничего. Ибо нет и не было запрета более сурового, нежели тот, что наложен на праздную болтовню о предметах, подобных этому. Смотрите сами, что сказано дальше: «Великая опасность во мне; ибо тот, кто не поймет этих стихов, совершит большую ошибку. Он падет в яму, имя которой — “Потому что”, и погибнет там среди псов Рассудка» (стих 27). Эта яма — не что иное, как Бездна; см «Видение и Голос», 10-й Эфир. В итоге, как видите, все очень неопределенно — или, лучше сказать, запредельно! — так что берегитесь Сокола!
Но к делу! Очарование — ни-ни! А вот невидимость — это сексуальная притягательность как она есть, в чистом виде.
Она имеет прямое отношение к подсознанию; она зачастую вызывает откровенную неприязнь и отвращение; она не подвластна рассудку. Она разрушает всю нашу систему ценностей. Источник ее обычно скрыт. Наименее иррациональное из всех ее оснований — обоняние. Не кто иной, как граф де Сен-Жермен (если я ничего не путаю), посоветовал Луизе де Лавальер[3] покрыть седло изящно расшитым платком и на утренней прогулке пустить коня галопом, а после изыскать случай, чтобы отереть этим платком испарину с королевского чела. У короля ушли годы на то, чтобы опомниться! Эта история широко известна, и тем же советом пользовались многие — с неизменным успехом. Только смотрите не перестарайтесь: если жертва распознает источник запаха, то сознание возобладает над бессознательным и вызовет антипатию.
Много лет назад я составил аромат на основе подобных принципов и собирался выставить его на продажу под названием «Флакон влечения». Мы даже испытали его в деле с помощью одного благородного маркиза, чьи последующие злоключения… о, как он будет смеяться, когда это прочтет!
Но, помимо обоняния, есть и другие чувства: l'amour de l'oreille[4] может подразумвать не только способ, которым Отелло пленил Дездемону[5], но и тонкие особенности, присущие тембру голоса…
Да-да, нетерпеливо перебьете вы, но во всем этом нет никаких чудес — если понимать слово «чудо» в его обычном смысле.
Так-то оно так, но ведь результат налицо — так какого черта вам еще от меня надо? По-моему, вы просто капризничаете. Нет? Просто хотите получить всему этому, наконец, внятное объяснение? Ну ладно, перейдем к следующему пункту. Поговорим для разнообразия о левитации?
Эта сила (если можно назвать ее этим словом) и впрямь очень любопытна. Она чуть ли не теснее всех прочих связана с магнетизмом. Первое, что мы вспоминаем при слове «магнит», — как мы в детстве собирали магнитиком железную стружку.
Уступим, однако, место почтенной старости! Пусть первым выскажется преподобный Пулен[6]! Он вынужден признать вышеупомянутый феномен, потому что его признаёт церковь. Но точно такие же случаи левитации в исполнении язычников и еретиков, по его мнению, суть козни дьявола. Что же до метода, то «Господь посылает ангелов вознести святого, дабы избежать необходимости вмешиваться самолично». Чертов старый лентяй!
А теперь немного здравого смысла. Хатха-йога подходит к этому вопросу вполне просто и ясно, даже логично. Метод — обычная пранаяма. Я не рассказывал вам о четырех шагах на пути к успеху? 1. Испарина (совершенно особого рода). 2. Сукшма-кхумбака: автоматическая ригидность. Все тело цепенеет, как у собаки, если посадить ее под стеклянный колбак и закачать двуокись углерода (или что там положено закачивать?). 3. Бхухари-сиддхи — «прыжки на манер лягушачьих». Человек по-прежнему сидит в асане, но некая сила подбрасывает его, отрывая от пола, и несет, прежде чем уронить обратно, — как сквозняк из-под двери ненадолго поднимает обрывки бумаги или сухие листья. 4. Если держать идеальное равновесие, тебя перестает сносить в сторону и начинаешь подниматься вверх. Готово!
Лично я достигал бхухари-сиддхи много раз, но наблюдать четвертую стадию мне не доводилось. В нескольких случаях сторонние наблюдатели подтверждали, что я левитировал, хотя и не поднимался на высоту больше фута. Вот лучший из всех рассказов о подобных происшествиях, какими я располагаю на сей момент:
«Близилась полночь. Мы прекратили запись под диктовку и начали просто беседовать. Затем Брат P[erdurabo] сказал: “Ах, вот бы надиктовать книгу вроде ‘Дао дэ цзин’!” И закрыл глаза, словно погрузившись в медитацию. За миг до того я заметила, что лицо его изменилось — и необыкновенным образом. Казалось, передо мной теперь сидит другой человек… впрочем, то была не первая перемена: за десять минут беседы он словно сменил множество лиц. Но тут меня особенно поразили расширившиеся зрачки: глаза его сделались совершенно черными. (От одной мысли о прошедшей ночи меня так трясет, что все внутри переворачивается; трудно даже удержать перо в руке.) Затем вся комната неспешно заполнилась густым желтым светом (темно-золотым, но не блестящим. Я хочу сказать, свет был мягким и не резал глаза.) Брат P[erdurabo] выглядел теперь как некто, кого я никогда не встречала, но почему-то знала очень хорошо, — и его лицо, одежда и прочее окрасились в такой же оттенок желтого. Мне стало так не по себе, что я подняла глаза к потолку — посмотреть, откуда идет этот свет. Но ничего, кроме обычных свечей в канделябре, там не было. А затем стул, на котором он сидел, как будто оторвался от пола… он стал похож на трон, и повис в воздухе… да, он превратился в трон, а тот, кто сидел на нем, казался мертвым или спящим, но это определенно был уже не Брат P[erdurabo]. Тут я по-настоящему испугалась и стала озираться вокруг, пытаясь понять, что происходит, а когда посмотрела на него снова, стул по-прежнему висел в воздухе, и тот, кто сидел на нем, не переменился. Я поняла, что осталась одна… казалось, он умер или исчез… или что-то еще, не менее жуткое… И я лишилась чувств».
Как видите, рассказ об этом случае остался незавершенным; но достаточно лишь добавить, что способность извлекать духовный мед из таких малообещающих цветов, — признак адепта, доведшего свою Магическую Чашу до совершенства. Один из лучших способов возвысить разум до подобного уровня высшего сознания — метод каббалистической экзегезы. Очевидно, именно к нему и прибегнул тогда Брат P[erdurabo] — и в результате за какое-то мгновение достиг глубочайшего сосредоточения и транса.
Обратите внимание, что к пранаяме это не имело никакого отношения. Скорее, это пример экстатического сосредоточения, по какой-то причине проявившегося в подобной зримой форме, а не в достижении самадхи (хотя в некоторых случаях последнее тоже возможно).
Кстати, только что вспомнил: об этом есть и другой подробный рассказ — в моей «Автоагиографии»:
Пранаяма вызывала, во-первых, особого рода потоотделение, во-вторых, непроизвольную ригидность мышц и, в-третьих, чрезвычайно любопытное явление: все тело, сохраняя полную ригидность, начинало перемещаться прыжками в разных направлениях. Казалось, будто какая-то сила приподнимает его примерно на дюйм от земли, а затем очень мягко опускает обратно на небольшом расстоянии от исходной точки.
В Канди мне довелось наблюдать поразительный пример этого явления. Когда Алан медитировал, моя обязанность заключалась в том, чтобы время от времени — очень тихо — приносить ему еду в соседнюю комнату, откуда он потом сам ее забирал. Однажды Алан пропустил два приема пищи подряд, и я решил заглянуть в его комнату и проверить, все ли в порядке. Следует пояснить, что на тот момент я знал всего двух женщин и троих мужчин среди европейцев, которые могли сидеть в падмасане — позе, в которой часто изображают Будду[7]. Одним из этих европейцев был Алан. Он умел завязывать ноги узлом так крепко, что мог затем упереться руками в пол и раскачиваться на них взад-вперед. Итак, я заглянул к нему и увидел, что у стены напротив окна лежит пустой коврик для медитации, а сам Алан, так и не расплетя ног, стоит на голове и правом плече в дальнем углу, футах в десяти-двенадцати. Я перевернул его, и только тогда он вышел из транса. В ходе медитации он не осознавал, что происходит нечто необычное. Но было ясно, что его переместили в угол и перевернули вверх ногами те же таинственные силы, которые пробуждаются при занятиях пранаямой.
Подлинность этого феномена не вызывает сомнений: он довольно распространен. Но йоги утверждают, что смещение вбок объясняется неуравновешенной позой: если бы тело находилось в идеальном равновесии, оно поднималось бы вертикально вверх. Сам я никогда не наблюдал явлений левитации и не могу с уверенностью сказать, что испытывал нечто подобное, хотя в нескольких случаях люди, присутствовавшие при моих занятиях йогой, уверяли, что видели, как я зависаю в воздухе. Трем феноменам, связанным с пранаямой (ригидности мышц, потоотделению и «левитации»), без труда можно найти довольно простые психологические объяснения. Но построить теорию, объясняющую, каким образом эти упражнения могут противодействовать силе тяготения, я не в силах, и это дает мне основания для скептицизма: я все же не настолько просветлен, чтобы принять возможность левитации на веру. Впрочем, с другой стороны, звезды ведь висят в пространстве без опоры. И нет никаких причин, по которым силы, не дающие им помчаться навстречу друг другу и слиться в единую массу, не могли бы при определенных условиях сработать и применительно к земле и человеческому телу.
Случай с Аланом — пожалуй, самое интересное из всех известных мне проявлений этого феномена. Прийти в такое положение, перемещаясь прыжками, он бы не смог; принять эту позу намеренно — тоже. Надо полагать, какое-то время он левитировал, а потом потерял равновесие, перевернулся и упал вниз головой. Как бы там ни было, в этом случае нет ни малейших признаков «очарованности», без которой, возможно, не обошлось в наблюдениях Сестры Virakam, приведенных выше.
Ну что, вернемся к невидимости? В этом у меня такой богатый опыт, что даже краткий его обзор увел бы нас далеко за пределы, приемлемые в обычной переписке. В Мехико я учился достигать невидимости ритуальным способом. Я старался изо всех сил. И в какой-то момент добился того, что мое отражение в трюмо начало мерцать, словно кадры самых ранних кинофильмов. Возможно, если бы я еще потрудился и развил навык, мне бы все удалось. Но я бросил тренировки, потом что понял, как достичь искомого результата путем «наведения чар» (вот, наконец, и оно!).
В грубом приближении это делается вот как. Если сосредоточиться до такой степени, что предмет твоих размышлений станет единственной реальностью во вселенной, если потерять всякое представление о том, кто ты такой, где находишься и чем занимаешься, то эта потеря самосознания окажется в каком-то смысле заразительной. Окружающие просто перестанут тебя замечать.
Одно время, когда я жил на Сицилии, такое случалось чуть ли не каждый день. Мы с компанией ходили к купальному заливу (красивейшее место такого рода! ничего подобного я не встречал!) и по дороге спускались с холма, где все было как на ладони — даже кролику негде спрятаться; однако же мои спутники буквально теряли меня из виду и принимались искать, озираясь вокруг, хотя все это время я оставался среди них. Поначалу было немало охов и ахов, но потом все настолько привыкли, что просто махнули рукой: «А-а, он опять стал невидимкой».
А вот еще случай, который помнится мне особенно живо: мы с одним старым приятелем сидели друг против друга в креслах у камина и курили трубки. Внезапно он перестал меня видеть — и вскрикнул от неожиданности. «Что такое?» — спросил я, и чары тотчас рассеялись: я снова сидел перед ним, как ни в чем не бывало.
Что я слышу? Кажется, вы бормочете себе под нос: «Превращения? Вервольфы, Золотой Сокол?» Да, очень может быть; настало время сказать и об этом. У некоторых видов животных, если верить преданиям, проявляется любопытное свойство… м-м-м… симпатии? сомневаюсь, что это слово подходит, но не могу придумать ничего лучше, — так вот, любопытное свойство, которое поволяет им время от времени принимать человеческий облик. На первом месте из них — тюлень (остальные не годятся ему и в подметки). Этому посвящен целый пласт литературы. Далее следуют волки, гиены, крупные собаки охотничьего типа; иногда — леопарды. С кошками и змеями обычно все наоборот: их обличья при помощи колдовства принимает человек (почти всегда женщина). Впрочем, в Древнем Египте обожали как раз такие истории, когда человек превращается в животное: в папирусах полным-полно инструкций для подобных превращений. Однако, я полагаю, это был, в первую очередь, способ дать немного развлечься душам умерших: покойник выбирался из саркофага и задавал всем жару в облике того или иного животного.
Единственный опыт такого рода я пережил во время плавания по Тихому океану, то ли у берегов Гонолулу, то ли в Японии. Я тогда занимался астральными проекциями, а сестра по ордену, жившая в Гонконге, мне помогала. Я должен был посетить ее в астральном теле и сбросить вазу с каминной полки — это послужило бы знаком полного успеха. Мы назначали определенные дни и часы для визитов (не без труда, потому что разница во времени между нами постоянно сокращалась) и добились интересных результатов: записи о беседах, которые мы вели во время этих встреч, совпали с удивительной точностью… но ваза осталась цела!
Нет, это не одно из тех внезапных отступлений от темы, которыми я так печально знаменит! Сейчас дойдем и до превращений. Вся операция проходила несравненно легче, если я сначала принимал облик золотого сокола, а в человеческий образ возвращался лишь после того, как приземлялся в «храме» (комнате, которую моя сестра оборудовала для этой практики). Почему так получалось, я не знаю и гадать не хочу.
Четыре с небольшим года спустя (после нескольких очных встреч и совместных занятий магией) мы вернулись к этим опытам в несколько иной форме. На этот раз удалось добиться гораздо большего; теперь у меня получалось двигать ее саму и даже любые предметы, к которым она прикасалась. Но воздействовать на неодушевленные предметы, находившиеся от нее на удалении, по-прежнему не удавалось. Очень любопытно и интересно вели себя ее собаки и кошка. Но самым странным явлением стали «причуды времени», которые профанная наука в наши дни только-только начинает обсуждать всерьез. Вот пример: наши записи об одной из астральных бесед совпали с необычайной точностью, но когда мы сравнили их, обнаружилось, что я по-глупому просчитался со временем — и в Гонконге все произошло за несколько часов до того, как я приступил к операции в Гонолулу! Опять-таки, не спрашивайте, почему и как!
Кстати, о причудах времени: сейчас я все-таки подкреплю свою дурную репутацию любителя отступлений и расскажу кое-что, не имеющее ровным счетом никакого отношения к наведению чар. Это самая необъяснимая цепочка фактов из всех, с какими я сталкивался за всю свою жизнь.
Летом 1910 года e.v. я проживал в доме №125 по Виктория-стрит, в студии, преобразованной в храм — при помощи магического круга, алтаря и прочего. К западу от алтаря имелся большой камин с кушеткой; восточная стена была увешана книжными полками. В этой-то студии меня и посетил Теодор Ройсс, ныне покойный, — Внешний глава и Верховный Брат Ордена Восточных Тамплиеров. Он предложил мне вступить в его орден. Я посоветовал ему — правда, в более вежливых выражениях, — пойти и повторить знаменитый Ньюкаслский Опыт[8]. Его это не смутило. «Но вы просто должны это сделать!» — настаивал он.
(Тут придется перескочить назад — или вперед, точно не знаю, — во времени и припомнить вечер, когда я внезапно застрял в Лондоне на ночь глядя без крыши над головой. Пришлось просить гостеприимства у незнакомки; та охотно его предоставила. Несколько часов спустя хозяйка дома заснула, а мне не спалось. Что-то меня гнело. Наконец, я достал свой блокнот и вписал некий пассаж в одну книгу, которая позже увидела свет[9].)
«Еще чего! — возмутился я. — Что значит “должен”?» И услышал в ответ: «Вы обнародовали тайну IX степени О.Т.О. и теперь должны принести соответствующие клятвы». «Да ничего подобного! — сопротивлялся я. — Не знаю я никакой вашей тайны, да и не хочу знать. Я не…» Тут он меня перебил, прошествовал через комнату, снял с полки книгу, открыл ее, сунул мне под нос и ткнул обвиняющим перстом в тот самый пассаж. Я растерялся. «Ну, э-э-э… да… я это написал… Но я не знаю, что это значит… мне это даже не нравится… Я вставил это сюда только потому, что оно сочинилось при довольно занятных обстоятельствах, а потом поленился — или, может, чуть-чуть побоялся — выкинуть и написать то, что действительно хотел». Из всей моей речи он, похоже, услышал только одно: «Вы не знаете, что это значит?!» Я подтвердил, что нет, не знаю, — и я действительно не знал, хотя и понимал теперь, что в этих словах заключено нечто важное. Тогда он растолковал мне все, как ребенку. Я удивился донельзя: казалось, такого просто не может быть. (Простите, сестра, но все это время я врал вам, как последний архиепископ: на самом деле эта история еще и как связана с «наведением чар»; более того, почти ни с чем другим она и не связана!)
Наконец, он меня убедил. Я пришел в штаб-квартиру его ордена, принес клятвы, был возведен на престол X° О.Т.О. как Национальный Державный Великий Генеральный Мастер и принялся обустраивать Орден на постоянной основе.
Ну что ж, скажете вы, очень простая история, и ничего такого, во что совсем уж невозможно поверить, в ней нет.
Так-то оно так, но посмотрите на даты.
Эта сцена в студии на Виктория-стрит запечатлелась у меня в памяти так ясно и живо, в таких мельчайших подробностях, словно все это случилось вчера. Пресловутая орденская тайна не публиковалась нигде, кроме той самой книги. Но при этом сама книга была опубликована лишь тремя годами позже, и в типографию я отправил ее с адреса, о котором в 1910 году еще и понятия не имел. Дата моего вступления в О.Т.О. (случившегося, кстати сказать, вопреки всем моим принципам и планам) тоже нетрудно установить по текстам, опубликованным впоследствии[10].
А теперь давайте, попробуйте это объяснить!
Ну что ж, о некоторых основных разновидностях «наведения чар» я рассказал вам достаточно; что же до прочих его форм — околдования, ворожбы, сковывания и тому подобного — довольно будет сказать, что они подчинаются обычным Законам Магии; в одних случаях «очарование» как таковое играет заметную роль, в других — не более серьезную, нежели те актеры, что выходят на сцену со словами «Карета подана!» Впрочем, даже эту скромную реплику можно произнести хорошо, а можно — плохо, и даже малейшей ошибки подчас хватает, чтобы все пошло наперекосяк.
Любовь есть закон, любовь в согласии с волей.
Братски, ваш
666
[1] Тоху-боху (от ивр. тоху ва-боху, «безвидна и пуста», описание земли до сотворения мира в Быт. 1.2) — здесь: хаос, путаница. Ташрак — каббалистический метод интерпретации, заключающийся в написании слова задом наперед, разновидность темуры (перестановки букв).
[2] Неточная цитата из Ин. 12:32: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе».
[3] Луиза де Лавальер (1644—1710) — фаворитка французского короля Людовика XIV.
[4] Фр. букв. «любовь через уши».
[5] Т.е. рассказами о своей жизни, полной невзгод (в пер. П. Вейнберга — «Она меня за муки полюбила…»).
[6] Франсуа Огюстен Пулен (1836—1919) — французский теолог и мистик.
[7] Падмасана (санскр. «поза лотоса») — поза сидя, скрестив ноги; левая стопа лежит на правом бедре, правая — на левом.
[8] Отсылка к пословице «to take coal to Newcastle» («ездить в Ньюкасл со своим углем»), аналог русской пословицы «ездить в Тулу со своим самоваром». На тот момент Кроули уже возглавлял собственный магический орден (А⸫А⸫).
[9] Речь идет о главе 36 «Книги лжей».
[10] Кроули получил от Ройсса хартию на основание британского отделения О.Т.О. в апреле 1912 года, а первое объявление о работе этого отделения дал в сентябрьском номере «Эквинокса» того же года. Между тем «Книга лжей», согласно другому объявлению из того же номера «Эквинокса», в сентябре 1912 года была уже «готова к печати» (хотя и увидела свет только в 1913 году). Странная история, которую приводит здесь Кроули, вероятно, объясняется тем, что два визита Ройсса (в 1910 и 1912 гг.) слились у него в памяти в один.